Мужчина с любопытством взглянул на Гурова.
А я муж, представился Лев Иванович, протягивая руку. Строев моя фамилия.
Маша слегка толкнула супруга плечом. Мужчина в светло-сером костюме пожал Гурову руку и отступил на шаг назад.
Немирович Вячеслав Иванович, объявил он. Директор школы.
Это вы мне звонили! воскликнула Маша. Как мило.
Каждого приглашал лично, подтвердил Немирович. Только так. Не рассылкой же по электронной почте людей заманивать.
Действительно.
Гуров, услышав шум подъезжающей машины, взглянул в окно и заметил паркующийся недалеко от въездных ворот полицейский «Форд».
Охрана прибыла, заметив интерес Гурова, пояснил Немирович. Теперь только так с полицией, по всем правилам. Вы позволите?
Он вышел на улицу. Гуров саркастически сказал:
Какой душка.
Перестань, пожалуйста, одернула мужа Маша. И куда нам теперь идти? Ладно, сама решу, если уж нам ничего не объяснили.
Она смело пошла вперед. Слева показалась лестница, ведущая на второй этаж. На самом верху она раздваивалась, а в самом центре лестничной площадки стояла женщина, которая, несомненно, тоже работала в этой школе, потому что именно так выглядели учителя в юные годы самого сыщика. Широкая шерстяная юбка, вишневая водолазка и непременно бусы. Вот хоть убей, но бусы! Круглые такие бомбошки, чтобы «под янтарь». А еще растрепанная прическа, сооруженная в начале дня, но не дожившая до его финала.
Тамара Георгиевна! обрадовалась Маша и пошла вверх по лестнице. Тамара Георгиевна, боже мой!
Гуров не торопился следом, смысла в этом не было. Маша встретила кого-то из своих учителей. Значит, сейчас минут пять будут объятия, хватания за руки, ощупывания и вопросы, ответы на которые забудутся через секунду.
Учительница русского языка и литературы, Лева! продолжала радоваться Маша. Тамара Георгиевна была первым человеком, который сказал, что когда я читаю вслух, то она мне верит. По Станиславскому.
Маша, Машенька, чуть не плакала, расчувствовавшись, учительница. А я сразу узнала тебя. Совершенно такая же. Абсолютно! Только под руку с мужчиной! И взгляд такой осмысленный.
Это мой муж, Лев Иванович, представила Гурова жена. Да, вы правы, Тамара Георгиевна. Уже сколько лет я держу его под руку.
И не сосчитать, тактично кашлянул Гуров.
Я так рада вас видеть, учительница неловкими движениями принялась заталкивать обратно в прическу выбившиеся пряди. Простите за мой вид, я тут с утра, а еще выпускной.
Вы совершенно не изменились, уверила ее Маша. О, ну не надо.
Тамара Георгиевна, шмыгнув острым носом, приложила пальцы к глазам. Маша поймала взгляд Гурова и подала знак уйти. С огромным облегчением Гуров послушался ее и, выдавив из себя вежливое «Еще увидимся», немедленно поднялся на второй этаж.
Здание вовсю готовилось к сносу. Снаружи это было совершенно незаметно, но изнутри все выглядело грустно. Под потолком торчали оборванные провода, а сам потолок покрывали серо-желтые пятна многочисленных протечек. Напольные плинтуса уже были сняты, вдоль стен были небрежно сложены старые немодные школьные парты и стулья.
Здание доживает последние дни, раздался за спиной Гурова чей-то голос, а в следующее мгновение его обладатель оказался рядом. Финита ля комедиа. Других слов просто нет.
Подошедший приходился Гурову ровесником или что-то около того, но ростом был выше на целую голову и легче килограммов на десять. Высокий и худощавый, одетый не празднично, а в старые джинсы и выцветшую серую футболку. Но самым удивительным оказалось то, что на плечи он набросил свитер, который при нынешней жаре выглядел совсем неуместно. На родителя он не тянул. Но к школе имел отношение и, скорее всего, прямое, потому что выглядел Гуров потом не раз вспоминал это ощущение на своем месте точнее нельзя было и выразиться.
Вы отец? повернул голову в сторону Гурова незнакомец.
Нет.
Выпить хотите?
Вы же шутите?
Лев Иванович растерялся. Мало того, что он всего ничего провел в этом месте, но сколько событий! Дюже радостный мужик в нелепом костюме, напоминающая пыльную мумию учительница русского и литературы, а теперь еще и алкаш, который выполз невесть откуда. В том, что у человека, предложившего ему выпить, были крепкие отношения с алкоголем, Гуров заметил сразу по характерному запаху изо рта и красноватым белкам небольших серых глаз.
Гуров, протянул руку Лев Иванович.
Шлицман, тут же подал свою ладонь мужчина. Учитель истории. Краевед. Любитель прошлого. Консерватор в каком-то смысле. Все современное принимаю с трудом, так как вынужден.
Полковник. Уголовный розыск, представился Гуров. Вы не похожи на учителя.
Да неужели? восхитился историк.
Уже отмечаете? Гуров выразительно провел пальцем по горлу.
Еще и не начинал, холодно улыбнулся Шлицман. Но стоило бы.
Будете скучать? спросил Лев Иванович, решив, что понимает, в каком состоянии находится новый знакомый.
Вот по этому? Шлицман крутанул шеей, отчего его голова описала полукруг. А по чему здесь скучать-то? Вы видите здесь что-то такое, без чего будет сложно прожить?
Гуров не знал, что ответить. Появление Маши спасло бы его от разговора, которого он совсем не желал. Что он мог знать про школу? Только то, о чем поведала жена. Старое здание, скоро снесут. Все.
И вы из тех, кому, конечно же, не наплевать, да? ехидно прищурился Шлицман. Понимаю. Нет, правда. Умирает не эпоха, как это принято говорить. Умираем мы. Вот прямо здесь и сейчас.
«Интересно, его кто-то уже видел в таком состоянии? мелькнула в голове Гурова мысль. Или мне стоит сообщить о нем директору?»
Задав себе эти вопросы, Гуров поморщился. Он тут гость. Не его дело. Но предупредить кое-кого все-таки стоило бы.
Прошу меня простить, улыбнулся он и развернулся, чтобы уйти, но новый знакомый быстрым движением руки коснулся его плеча. Гуров обернулся.
Не бойтесь, произнес Шлицман. То, что вы увидели, никого не удивит. Я, так сказать, начал панихиду раньше других.
Уверены, что проблем не будет?
Даю слово, поднял руку учитель и прислушался.
Гуров сделал то же самое. Негромкий голос Маши заставил его вопросительно взглянуть на историка.
Заместитель директора, констатировал Шлицман. Хорошая женщина. Прекрасный педагог, но как психолог просто никакая.
Она еще и психолог?
Каждый из нас психолог. Каждый считает себя специалистом по чужим ощущениям и уверен, что смог бы приручить любого внутреннего демона. А своих демонов считает самыми страшными. Так что, не решились?
Шлицман завел руку за спину и показал Гурову четвертушку коньяка «Старый Кенигсберг».
Прекрасно влезает в задний карман, усмехнулся он. Хотя, если честно, прятаться мне не от кого. На этом этаже только я. А само торжество будет проходить на третьем. Это выше.
Я так и понял, ответил Гуров.
Шлицман отвинтил с бутылки крышку и, запрокинув голову, отпил. Коньяк булькнул, а Шлицман, пожевав мокрыми губами, вернул пробку на место и снова спрятал бутылочку в задний карман своих потрепанных джинсов.
Удивительный момент Гурову понравился этот человек. Чувствовалось, что он далеко неглуп, совершенно не агрессивен, как это часто бывает с теми, кто был застукан на месте преступления, но главное, что Шлицман не гнул пальцы. Он принял Гурова за своего, опять же, не по причине того, что искал собутыльника, а исходя из умения остаться вежливым в сложной для него ситуации. «Воспитанный, отметил Лев Иванович. Жаль, если заметут. А ведь так и будет. Он уже нетрезв, а впереди еще долгая ночь в компании других».
На лестнице послышались шаги. Маша с учительницей поднимались по ней и вскоре зашли на второй этаж. Тамара Георгиевна, увидев учителя истории, резко остановилась и с осуждением качнула лохматой головой.