Дурак он был набитый, а не великий воин. Из-за своего чистоплюйства тысячи людей погубил и войну просрал.
Ахемен насупился, этот разговор затевался не в первый раз. Прямой, как извилина прапорщика, царь терпеть не мог все эти хитрости и подлости. А то, что наемный убийца находится рядом с его сестрой, просто выбивало его из колеи.
Может, тебе напомнить, как ты князем стал, как мы Аншан взяли, как киммерийцев разбили? Или про город Укку поговорим? Там по сей день люди не живут, я специально интересовался. Все племя погибло, чтобы мы могли армию сохранить, до последнего человека. Даже князька этого хвастливого его же соседи зарезали, когда узнали, что он сбежал, пока его воины бились.
Зачем тебе этот душегуб понадобился?
Затем, что саки нам армию уполовинят, вот зачем! Ты на них катафрактов не пустишь, они сбегут и издалека их расстреляют. А персы на размен пойдут один к одному. У тебя тридцать тысяч всадников, а у них пятьдесят. Ты свой народ решил без мужчин оставить?
Царь сидел, опустив могучие плечи. Простому и честному парню было не по себе от мысли, что в царском ремесле нет места обычным человеческим чувствам, а есть только голый расчет и целесообразность. Он все понимал, но принимал это очень тяжело.
Ладно, говори. Я же понимаю, что ты опять что-то затеял.
Затеял, брат. Не выйдет у нас в открытом бою и саков, и ассирийцев победить, никак не выйдет. Мы с Камбисом и Хумбан-Ундашем и так и так считали. Опустошат нашу землю, брат. Сузиану и Аншан заселят иудеями и сирийцами, персов в горы загонят, а там племена по одному перебьют. Мне и лазутчики о том докладывают. У нас один выход саков в Манне остановить. А еще лучше похоронить.
Я уже Камбиса и Хумбан-Ундаша в Манну послал, чтобы на местности осмотрелись, места удобные поискали. Нам Манна позарез нужна, там таких коней выращивают, и великий царь закатил глаза. Так я все-таки не понял, зачем тебе этот душегуб понадобился?
Понимаешь брат, вот Нергал-Нацир был от бога мастер в копейном бою, а этот бродяга Сукайя такой же мастер, но в ремесле наемного убийцы. Ты думаешь, почему его три года искали и никак найти не могли? Вот такой-то человек мне и был нужен. Ты помнишь, как одна безымянная сволочь ворота в Биллату открыла, и пять тысяч лучников были как бараны, перерезаны?
Еще бы не помнить, насупился царь, найти бы этого гада.
Один человек и пять тысяч убитых, брат. Неравный обмен. Так вот, если одному человеку боги великое умение даровали, кто я такой, чтобы им противиться? Ты же сам так говорил, когда походную казну украл, помнишь?
Помню, улыбнулся Ахемен, хорошие времена были, не то, что сейчас.
Так вот, Сукайя последняя сволочь, но теперь это моя собственная сволочь, потому что я заключил сделку.
глава вторая, где великий царь вынужден изменить свое мировоззрение
В то же самое время. Государство Манна, в настоящее время провинция Западный Азербайджан, Иран.
Небольшая страна Манна, расположенная севернее Ассирии, славилась высокогорными лугами, где на густой сочной траве выращивали великолепных коней, знаменитых от Верхнего моря до моря Нижнего. Ее население было потомками воинственных кутиев и лулубеев, разгромивших полторы тысячи лет назад великое Аккадское царство. Сама Манна переживала далеко не лучшие времена, ее расцвет закончился лет пятьдесят назад, когда удары Урарту бросили небольшое государство в объятия Ассирии, куда она стала поставлять своих лучших лошадей как дань. Нынешний царь ценой немыслимых унижений вымолил милость у Саргона второго, и повелитель мира позволил этой стране существовать далее, хотя ее кусок превратился в провинцию Замуа. До сих пор в Манне высеченная надпись осталась:
Уллусуну маннейский, услышав среди неприступных гор о делах, которые я совершил, прилетел как птица и обнял мои ноги. Его бесчисленные грехи я простил ему, забыл его преступления, даровал ему милость и посадил его на царский престол.
Там было немало городов, но городом в горах Манны называлась любая деревня, обнесенная стеной, где жили ремесленники. А поселение, где жило триста семей, уже считалось довольно крупным. Жители строили стены и башни из гигантских каменных блоков, которые было не пробить никаким тараном, это не кирпич все-таки. Циклопическая кладка, заимствованная у урартов, поражала жителей Двуречья, где камень был дорог и редок. Действительно, в основании одиночной башни, где жила маннейская семья, могли лежать каменные блоки длиной в десять шагов, вырубленные в крепчайшей породе. Иногда маннейцы селились в пещерах, которые расширяли под свои потребности, и ограждали их стенами с внешней стороны. Маленький домик, прилепленный к скале, мог вместить целый род, который жил в обширных катакомбах, спрятанных за крошечным фасадом. В стране умели обрабатывать железо, оно привозилось караванами с Кавказских гор, и трудились вполне приличные ремесленники. В Манне процветало виноградарство и виноделие, выращивали просо и пшеницу, а изделия их мастеров шли караванами к соседним народам. В общем и целом, Манна могла бы вполне себе существовать и дальше, но замыслы великих меняют жизнь подданных в одно мгновение.
Камбис и Хумбан-Ундаш объехали небольшую страну вдоль и поперек. Ущелья сменялись обширными горными плато, где пасли коней, а те, в свою очередь, переходили в плодородные равнины у рек, впадающих в огромное соленое озеро Урмия. Десятки небольших островов на нем были покрыты фисташковыми лесами и служили пристанищем для гигантского количества пеликанов и фламинго. Это была благословенная земля, но убей боги, ни один военачальник, ни другой не понимали, как им остановить тут скифскую орду. Если бы сюда шла одна дорога через узкое ущелье, то такой проблемы не было бы. Но все было не так. Страна представляла из себя ряд больших высокогорных равнин, и путь для конницы туда был несложен. Ущелья тут тоже были, но не было ни малейшего смысла для саков совать туда свой нос, ибо и других дорог было предостаточно.
Камбис, да мы в этих горах половину армии оставим, а когда назад вернемся, нас ассирийцы встретят. Было бы времени побольше, мы бы крепости перестроили, но времени то совсем нет. уныло говорил закадычному другу Хумбан-Ундаш. Тот согласно кивал головой и задумчиво крутил на палец густую бороду.
Назад поехали, будем царю нерадостные вести докладывать.
Через две недели. Сузы.
Государь! докладывал результаты поездки в Манну Хумбан-Ундаш. На встрече, помимо самого царя, присутствовал его брат Камбис, Пророк Заратуштра, Умножающий казну Харраш и первосвященник Нибиру-Унташ. С идеями было плохо. Потери ожидались большие, добычи не ожидалось совсем, а за Тигром затаился, как лев в засаде, ненавистный Синаххериб, который спешно делал новые колесницы и закупал боевых коней, опустошая поборами подвластные земли. Тут же рядом сидел хмурый, как туча, царь Манны Улусунну. Ему, как ослушавшемуся повеления великого царя, полагалось теперь только почетное место в клетке около ворот, где традиционно держали окрестных правителей, пока они не сдохнут в куче собственных нечистот.
Государь! Удобных мест для обороны там мало, крепости слабые, и укрепить мы их не успеем. Заманить саков в ущелья не получится, им просто незачем туда идти. Путей, по которым кочевники могут зайти в Манну, предостаточно. Нам придется встретить их в прямом сражении, и, говоря честно, это будет нелегко. Саки отличные воины, и лучники от бога. Воинов потеряем много. Наша тяжелая конница будет эффективна только тогда, когда мы выведем скифов под ее прямой удар. Их всадники легче, а кони быстрее, поэтому саки просто отступят и расстреляют наших издалека. С каждым словом высокое собрание все больше мрачнело. Скифы были первыми, кто научился стрелять, повернувшись на сто восемьдесят градусов назад, а потому судьба медлительных катафрактов была незавидной. Этот способ стрельбы дошел до нас под названием «парфянский выстрел», когда те самые парфяне истребили под Каррами войско Марка Лициния Красса. Сам полководец очень любил золото, и от него же умер в плену, когда расплавленный металл залили ему в глотку.