Это выглядело ошеломляюще. Фантастично.
Вид автобана, проломленного растениями, поразил Мэри. Если сквозь полуметровое покрытие и крепкий асфальт успела прорасти трава, значит, в памяти Тешиной был не просто провал. Там зияла пропасть глубиной в годы, даже в десятилетия. С момента потери сознания минул большой срок.
Спокойно прикинуть размеры этого срока и осознать случившееся не удалось: события после пробуждения понеслись вскачь.
Девушка очнулась в Инчхоне на сгоревшей дотла пристани. Судя по обугленным доскам и каким-то оплавленным обломкам, вокруг бушевал сильный пожар.
Как же все-таки могла уцелеть одежда, да и само тело, если в том месте, где Тешина лежала, все сгорело?..
Пробравшись сквозь остов будки, мисс Мэри выбралась на гранитную мостовую. Мостовая, с первого взгляда, выглядела так знакомо — совсем недавно она служила милым местным жителям для семейных прогулок…
Недавно?..
Милым?..
Один из «милых» аборигенов здесь ее и встретил. Это был Бугай. Кроме него вокруг никого не было.
Умерли? Ушли? Не проснулись?..
Увидев девушку, Бугай бросился к ней. Молча, страшно. Мэри рванула прочь, но он быстро догнал, сбил с ног и ударил кулаком в голову.
Раз. Другой… Мэри кричала, отбивалась, но он был гораздо сильнее ее…
После жестокого избиения, отключившего сознание на несколько страшных минут, мисс Мэри почувствовала острую боль в голове и груди. Пришла в себя. Бугай вновь начал бить. Она снова отключилась…
Очнулась голая. Теперь боль стучала не только в голове и груди, но и в низу живота. Мэри свернулась калачиком и часто задышала. Неприязнь, злость, бессилие — все смешалось в единый пульсирующий клубок.
Сколько она провалялась в отключке на этот раз?..
Бугай стоял рядом.
Он окинул Мэри оценивающим взором и бросил ей свою байковую рубаху. Мэри кое-как надела ее, улучила момент и хотела сбежать, но была снова повалена наземь и избита. На этот раз Бугай стянул бечевкой ее запястья, украсил шею собачьим ошейником и нацепил петлю из синтетического жгута.
Мэри заплакала, но после чудовищных побоев слезы не помогли даже сбросить напряжение.
Бугай дернул за веревку, и началась мучительная дорога. Сорок километров пешком от изуродованного, пустого Инчхона к голодающему, но еще живому Сеулу…
Мэри ковыляла по автобану, оглядываясь по сторонам. С Бугаем они не разговаривали. Она видела все сама.
Сеул уже не был тем чарующим городом, в который мисс Мэри приехала вдохновленной студенткой. Зеленовато-серые, черные, карие полутона и оттенки пропитали великолепный некогда Мегаполис от приямков дорог до вершин полуразрушенных небоскребов. Чахлый кустарник, еле живая трава, с невероятными усилиями пробившаяся сквозь бетон и асфальт, уродливые деревья, не срубленные на дрова лишь по никчемности и безлюдью, плесень, мох, лужи, земля, нанесенная рваным ветром, сырой глинозем — вот что отныне дарило цвет великому городу. Вернее, его трупу, медленно разъедаемому временем и людьми — двумя самыми безжалостными падальщиками в мире.
По кварталам, в которых совсем недавно — относительно глубины памяти Мэри — проживало одиннадцать миллионов мужчин и женщин, будто прокатилась ковровая бомбардировка. Однако единственными боеприпасами, падавшими на беззащитные улицы, были… мгновения. Мириады мгновений. Секунды, сцепленные в минуты и часы, переплетенные днями и годами.
Всё рухнуло в пропасть: привычные социальные связи, экономика, валюта, коммуникации, закон и порядок. Здесь, в Сеуле, остались лишь разломанные куски цивилизации, стремительно дробящиеся на крохотные осколки, готовые, в конце концов, стереться в мелкий песок.
Небоскребы, от которых захватывало дух, перестали существовать. Их мрачные остовы, похожие скорее на готические иллюстрации к картинам безумного художника, чем на останки отелей и бизнес-центров, внушали мисс Мэри мистический ужас.