Да и смешно же. В другое время в другом месте я бы и сам посмеялся над подобной ситуацией. Но здесь и сейчас смеялись над моей Звездочкой. И это было не смешно.
Я сидел и молча играл желваками. Переводил хмурый взгляд с лица на лицо. Не смеялась только Яна. И Фара. Во всяком случае, когда я посмотрел на него, предварительно скользнув глазами по девушке, на лице авторитета уже не было и следа оскала.
Ржач понемногу сошел на нет.
— Зачем вернулся? — неприязненно спросил Фарафонов.
— В смысле? — не понял я.
— В прямом. Зачем в Россию вернулся?
— Домой захотелось, — чувствуя, как заражаюсь неприязнью, ответил я.
— Патриот, — хихикнул кто-то.
— Идиот, — спокойно констатировал Фара.
Я стиснул зубы, процедил сдерживаясь:
— С чего это?
Толян оказался прав во всем. Мы со Звездой были для Фарафонова и его прихлебателей шутами. Развлечением на один вечер.
— Там тепло, — с ледяным спокойствием произнес большой человек. — Бананы на деревьях. А здесь зима скоро, и жрать нечего. Если б я там прочухался, хер бы куда пошел.
— Вас там не было, — тихо, но твердо сказал я. — Если бы проснулись там, думали бы по-другому.
У костра снова наступила тишина.
— Ты, что ли, спорить со мной вздумал? — со смесью брезгливости и любопытства поинтересовался Фара.
— Я тоже всю жизнь хотел отсюда уехать. Думал, что там лучше.
— Там лучше, — уверенно отрезал Фарафонов. — Ладно, шабаш, парни.
Фара поднялся, посмотрел на меня.
— Завтра поработаешь собирателем. А там посмотрим. Твою… — он осекся, подбирая слово, — Звезду на кухне пока пристроим.
Я поднялся вслед за Григорием и впервые посмотрел на него в упор.
— Слушай, — сказал я, переходя на «ты», — отпусти нас.
— Куда собрался?
— Домой. В Москву.
— До Москвы шесть сотен километров. Машин нет. Кругом лес. Скоро холода. Останетесь до весны. Будете хорошо работать, посмотрим. Может, и отпущу.
Сказано это было так, что стало ясно: не отпустит.
Вот ведь попал.
Настроение испортилось окончательно, и стало теперь ничуть не лучше, чем у Звезды. Фарафонов ушел, прихватив с собой Яну. Нас отвели в один из общих бараков, под которые приспособили половину внутренних построек кремля. Но не в тот, который запирался и охранялся. Значит в «бараны» нас пока не записали. И то радует. Знать бы, чего тут собирают эти собиратели, одним из которых мне предстоит работать. И где. А то, может, сбежать удастся.
За этими мыслями я улегся на жестком холодном полу в углу, на который мне указали, и закрыл глаза. Сон навалился практически сразу.
Чудесный сон. Мне снились Борян и Олежка. Живой Олежка.
…С Боряном и Олежкой я был знаком еще со школы. Но не скажу, что сдружились мы сразу. Нет. В классах помладше я все больше тусил с Олегом. Борян дразнил Олега жирдяем, а меня — мелким фуфлом, которое дружит со всякими кретинами.
Олег и вправду был тогда весьма увесист, что, впрочем, не мешало нашему общению. И кретином я его не считал, а вот Борьку воспринимал как зарвавшегося выскочку. Наверное, именно тогда к Боряну прицепилась его кличка — Борзый. Прицепилась на всю жизнь.
Борька Киселев не только борзел, оправдывая свое погоняло, но и внешне чем-то напоминал борзую.
Время шло, мы менялись. Классу к десятому не то я повзрослел, не то Олег поглупел, но общаться с Жирдяем, который к тому моменту, кстати, жирдяем уже не был, стало невыносимо тоскливо. Зато Борзый начал относиться ко мне лояльнее, да и мне самому стало с ним неожиданно интереснее.
Потом был последний звонок, экзамены, выпускной и прощай школа. Дорожки наши разбежались.