Она смеется, поправляя блузку.
Будь уверен.
Иди работай, киваю ей на дверь.
А как же поцелуй? надувает она губки.
Макеева, не беси.
Нет, Климов, ты все-таки сволочь, идет она к дверям. Медаль тебе надо большую. С надписью «Сволочь».
Большими буквами, киваю я.
Да, большими буквами.
Так что ж ты трахаешься со мной, если я сволочь? ухмыляюсь я.
Дура потому что, поворачивает Юля ключ. И трахаешься ты классно.
Мои губы растягиваются в довольной улыбке. Что есть, то есть.
Не успевает за ней закрыться дверь, как в кабинет заходит Успенский. Мрачный, как небо октября. Молча садится в кресло напротив.
Натрахался?
Для него наши с Макеевой так называемые отношения давно не секрет. Он никогда не осуждал. Значит, причина его недовольства в другом.
Ты чего такой? спрашиваю, вглядываясь в него внимательно. Какие-то проблемы?
Слушай, ты же прекрасно знаешь, что я провел в детском доме почти все свое детство.
Черт! Только не это!
Знаю, отвечаю ровно.
Да что ты можешь знать! взрывается он, вскакивая с кресла и начинает метаться по кабинету, потом резко останавливается. Что ты можешь знать про детский дом? Скажи, у тебя была семья? Ты же вырос в семье? Отец, мать.
Я молчу, глядя на него и не моргая. Не стоит тебе, Боря, трогать эту тему.
Что ты молчишь? снова срывается он. Глаза бешенные. С трудом контролирует себя. Знаешь, каково там в этом детдоме? Всем на тебя НАСРАТЬ! Сможешь выживешь, нет так тебе и надо.
Успенский замолкает, уставившись куда-то в пространство. Наверное, вспоминает, но недолго. Я терпеливо жду, когда он закончит.
В детском доме ты никто. Каждый день тебя упрекают за сам факт твоего существования. Все, что у тебя есть вкусного, красивого, интересного, отбирают те, кто сильнее. Жаловаться бесполезно будет хуже.
Я слушаю спокойно. Но это спокойствие только внешнее. Внутри меня все сжимается. Тихий напряженный голос Успенского уносит в детство. Детство, которое я никогда не хотел бы вспоминать.
Тебе плевать, верно? горько ухмыляется он, не дождавшись от меня никакой реакции.
Я моргаю, возвращаясь в настоящее.
Мне жаль, что тебе не повезло, Боря, говорю ровным голосом, но мне на самом деле не жаль, потому что я знаю, что в семье может быть хуже.
Да плевать тебе, Климов, Успенский машет рукой. И на меня плевать, и на Макееву тебе плевать. И на эту девочку, племянницу твою.
Челюсти сжимаются против воли при одном упоминании этой девчонки.
Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя. Во мне, в Юле, в других. А в своей племяннице ты не видишь выгоды, поэтому ты позволишь сдать ее в детский дом. Может, оно и к лучшему. Уж лучше расти там, чем с таким дядей.
Последнее слово он выплевывает из себя, как что-то мерзкое. Я провожаю взглядом его стремительно удаляющуюся фигуру. Работать не получается. Успенский своей речью поднял со дна моей души все, что я столько лет тщательно прятал, запирал на сотни замков, топил. Я не хочу вспоминать это. Но он заставил. Чертов, Успенский, на хрена он приперся?!
На часах два ночи. Я не сплю. Опершись рукой о пластиковую раму, смотрю на ночной город. В доме напротив в нескольких квартирах тоже не спят. У них, наверное, дела, но почему я еще не в постели? Не могу. Сегодня не могу заставить себя лечь. Гаденыш Успенский! Форменная тварь! Отталкиваюсь от окна. Пара таблеток успокоительного и все придет в норму, но не пью. Сердце стучит часто. Дыхание сбивается. Плечи сводит от боли, но сегодня никто не бьет меня по ним.
В детском доме ты никто, слышу в ушах крик Успенского.
Уверяю тебя, Боренька, не только в детском доме.
Жаловаться бесполезно будет хуже.
Мои губы кривит безрадостная улыбка.
Ладони сжимаются в кулаки.
Да плевать тебе, Климов!
Кулак входит в стену. Больно. Но это хорошо. Боль отрезвляет. Боль делает сильнее. Боль очищает. И я бью снова.
Мы нужны тебе, пока в нас есть выгода для тебя.
Это правда. Черт возьми, это правда и мне за нее не стыдно. Все мы в этом мире держимся друг за друга, пока нам выгодно. Дружба, любовь, альтруизм? Ах, оставьте все это книгам и красивым сказкам. Они не имеют ничего общего с реальной жизнью.
Уж лучше расти там, чем с таким дядей.
Кулак снова входит в стену. Боль пронзает до самого локтя. Сломал? Нет, целая. Пальцы сжимаются и разжимаются. Придется делать ремонт. В груди болит, выворачивает, закручивает. Успокоиться легко надо просто ничего не менять. И все снова станет хорошо. Но я беру в руки телефон. Пальцы с трудом попадают по буквам. Меня это бесит, но я продолжаю упорно писать. Как какой-то мазохист. Ответ приходит почти сразу. Адрес. Нижний Новгород. Хочется удариться об стену головой. Это какой-то трэш. Ненавижу этот город! Ну почему именно там? Снова хочется послать все к черту, но опять делаю совсем другое. Сообщение уходит. Все, теперь оставьте меня все в покое. Я собираюсь спать!
Глава 2. Климов, ты сволочь!
Успенский сторонится меня и разговаривает, только если это касается работы. Но я вижу, с каким трудом ему это дается. И все из-за девчонки. Не хватало еще партнера по бизнесу потерять из-за нее. И чего он так завелся? Не хочет, чтобы она жила в детском доме, так пусть удочеряет. Тем более, что опыт общения с детьми у него есть своих двое.
Что у нас с налоговой проверкой? спрашиваю на совещании, делая пометки в ежедневнике.
Документы подготовили. Нужна Ваша подпись, несколько напряженно и торопливо отвечает наш главбух Раиса Владимировна. Она работает у нас уже года три, но до сих пор трясется при каждом обращении к ней.
Документы у Регины? смотрю на нее исподлобья и вижу, как она бледнеет, от чего коричневая помада на губах кажется еще темнее.
Д-да, передали утром.
Киваю.
Что с банком? снова опускаю взгляд в ежедневник.
Договор у них на подписи. Обещали сегодня подписать и передать нам, отвечает Успенский. Как только подпишем, можем начать выбирать кредит.
Только в крайнем случае, предупреждаю.
Я помню.
Чувствую в его голосе плохо скрываемое раздражение.
Что с серверами? смотрю на Макса.
Работают. Вчера поменяли железо. Пока все без происшествий.
Хочется сказать «Сплюнь», но молчу.
Что по плану продаж?
Выполняем. У нас два новых клиента. Один запросил демонстрацию. Антон пока не дал ответ, с ленцой отвечает Макеева.
Антон? поворачиваюсь к нему.
Я в процессе.
В каком?
Пытаюсь понять, куда всунуть эту демонстрацию. Пока могу провести только в ночное время. Но вряд ли это устроит клиента.
Может, тогда Миша?
Антон вздыхает. Да знаю я, что он не большой спец в этом, но давать клиенту возможность найти другого подрядчика тоже нельзя.
Если в ближайшие два дня не найдешь на них время, передавай их Мише.
Хорошо, кивает он недовольно.
У кого-нибудь есть вопросы?
Тишина.
Все свободны. Юля, задержись.
Она, едва успев подняться, снова падает в кресло. Я дожидаюсь, когда закроется дверь и мы останемся одни.
Я хочу провести сегодня ночь с тобой, говорю ей прямо, захлопывая ежедневник.
Марк, сегодня я иду на день рождения подруги.
Смотрю на нее и жду, что сейчас она исправит свой ответ на «Да, конечно». Молчит.
Подруга так важна?
Почти сестра, улыбается Юля.
С трудом, но сдерживаю раздражение.
До скольки?
Что до скольки? не понимает она.
До скольки ты будешь на этом дне рождения?
Не знаю. Мы давно не виделись. Она живет в Чехии. Вот приехала на неделю. Давай завтра, Марк.
Макеева, произношу предупреждающе. Я хочу тебя СЕГОДНЯ.
Давай закроем дверь, ее малиновые губы растягиваются в многообещающей улыбке.
Я устал от перекусов. Мне нужно полноценное блюдо.
Мне совсем не весело. Я хочу вдалбливаться в нее так, чтобы ее крик слышали на Северном Полюсе. Здесь это невозможно.
Первое, второе и компот? смеется она, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.
Именно.
Климов, а чего ты такой весь напряженный в последнее время?