Бузить в машине не было ни малейшего смысла, поэтому я промолчал всю дорогу.
Надо сказать, что наши с полковником взаимоотношения не всегда были напряженными. Когда мы встретились в первый раз, я ему даже понравился. Он мне так и сказал, а науки Старика было достаточно, чтобы понять, что он говорит правду. Нравились мы друг другу долго - минут двадцать.
Полковник приволок меня в кабинет для допросов. Никакой особенной надобности в этом я не видел, откуда я сделал для себя вывод, что, вероятно, сам того не желая, я чем-то огорчил этого хорошего человека. Наверное, я был прав, потому что, вместо приветствия, он врезал мне в солнечное сплетение. Подло, во-первых, потому что меня держали, а во-вторых, потому что я вешу вдвое меньше.
Я повис на руках у державшего меня громилы и сосредоточился. Старик утверждал, что любые органы могут подчиняться волевым приказаниям, и методы, которыми он меня в этом убеждал были столь ужасны, что да, действительно, органы подчинились. Я сосредоточился, и меня стошнило на пол прямо под ноги полковнику. Полковник неправильно это истолковал.
-Ты много себе позволяешь, Томми, - сказал он довольно. - Ты считаешь, что я не могу тебя изувечить? Прямо здесь? - Когда он говорил об увечьях, в его голосе явственно проскользнула мечтательная нотка.
Я задумался. Убить он меня не убьет - я ему нужен. Не был бы я ему нужен, не стал бы он со мной возиться. Далее. Искалечить он меня тоже не может, потому что нужен я ему срочно. Иначе он не поехал бы за мной сам сегодня утром, он же видеть меня не может… Что же касается битья - когда Старик учил меня жизни, он обычно использовал черенок от лопаты. И все же - какую линию поведения мне избрать?
-Завтра же поведешь экспедицию, - заявил полковник. В ответ я плюнул ему на ботинки - и промахнулся. Это меня озадачило. В следующую минуту меня опять поставили на ноги и опять стукнули под дых. Я снова разыграл спектакль с потерей дыхания и ползанием по полу.
-Мне, - выдохнул я наконец, - запрещено водить экспедиции.
Это было святой правдой, решением суда меня чуть не упрятали за решетку, и уж конечно, полковник не отстаивал моих интересов.
-Решение суда приостановлено.
Я удовлетворенно кивнул, поднялся с пола, проковылял к стулу допрашиваемого и уселся, положив ногу на ногу. Затем я посмотрел в глаза моему кумиру.
-Как вы собираетесь расплачиваться? - поинтересовался я.
Видимо, существует предел человеческой способности удивляться. Полковник обалдело на меня уставился и ничего не ответил. Он что - считал, что отныне я должен водить караваны бесплатно? Поскольку он все молчал, я решил прояснить ситуацию.
-За последний поход мне должны пять тысяч долларов, - объяснил я. - С учетом того, что платеж был просрочен на полгода, это будет уже десять…
Оплеуха, которая сбросила меня на пол, могла бы мне серьезно повредить, будь я тем, кем, как полагал полковник, я являлся. Видимо, он рассердился.
-Плюс, - продолжал я, - компенсация за моральный ущерб - еще десять тысяч…
Оплеуха. Полковник ждет, когда же хиляк сломается и запросит пощады… Ну ладно!
-За следующие походы я буду брать деньги вперед, причем цена повышается - не пять, а двадцать тысяч долларов.
Лечу в стену. Ничего особенного, спасибо Старику и его школе. Поднимаюсь с пола, падаю - красиво падаю - и продолжаю, стоя на четвереньках:
-Итого сорок тысяч, деньги вперед.
На четвереньках я больше разговаривать не буду, полковник бьет меня по ребрам ногой.