Седых? удивленно спросил он. А если безо всякой конспирации?
То Седых, твердо ответила я. Собираюсь пойти по стопам дедушки, талантливого целителя. Мне сказали, у вас в лаборатории много его работ.
Да откуда много? запротестовал Соколов, но немного отстраненно, словно основные мыслительные мощности уходили на решение вопроса, откуда же я, такая замечательная, свалилась к ним на голову. Пара брошюрок, и то слишком специализированных, чтобы вы там хоть что-то поняли. Простите, если обидел, но там отнюдь не развлекательная литература, Елизавета Дмитриевна.
Ничего страшного, бодро ответила я. Собираюсь сделать все, чтобы не посрамить память дедушки. И разобраться во всем, в чем он разбирался, планировал разобраться и о чем даже не подозревал.
Какие у вас обширные планы, Елизавета Дмитриевна, не боитесь надорваться? Красивым девушкам самоистязание вредно.
Не знаю, что там решил Соколов по поводу моего происхождения, но сейчас он знатно распушал хвост, пытаясь произвести на меня наилучшее впечатление.
Что поделать? притворно вздохнула я, решив сразу дать понять, что за мной никаких сильных кланов не стоит. Одинокая девушка, как бы она ни была хороша, должна что-то есть и где-то жить. Кстати, мне сегодня необходимо решить еще обе эти задачи, поэтому я вас покину до завтра. В чем мне нужно приходить на работу?
Вам нужен лабораторный халат, уже не с таким энтузиазмом ответил он. Но его мы можем подобрать из имеющихся у нас. Я бы и сейчас вам выдал, но нужно разрешение Тимофеева.
Он улыбнулся с таким выражением, словно если бы все зависело от него, то он бы мне точно выделил все самое лучшее, и немедленно.
Я понимаю, отзеркалила я ему улыбку. Думаю, ничего страшного до завтра не случится.
Вспомнил! внезапно оживился он. Вы же Рысьина.
Я Седых, с напором поправила я, намекая, что слишком хорошая память не способствует хорошим отношениям со мной.
Кстати, вы не очень-то и похожи на свою фотографию. Подождите-ка Он метнулся к шкафу, вытащил пачку газет и споро начал их перебирать. Вот. Смотрите сами, Елизавета Дмитриевна.
В газете обнаружилось еще одно рысьинское объявление, на этот раз с фотографией и увеличившейся до двенадцати тысяч суммой за информацию о пропавшей любимой внучке. Как жаль, что мне нельзя воспользоваться столь заманчивым предложением. Даже телеграфируй я прямо сейчас бабушке, вряд ли выплатит. А вот Соколову Хотя он, кажется, тоже не выглядит особо заинтересованным обещанными деньгами.
Хотите подзаработать? уточнила я.
Соколов сначала оскорбленно вскинулся, а потом все же решил перевести все в шутку.
Увы, не получится, притворно вздохнул он. Рысьины уже наверняка в курсе, где вы. Не пошли на поводу у княгини? И правильно, неожиданно закончил он. Я считаю, что все эти клановые системы и сопутствующие им ограничения пережитки прошлого. Вы со мной согласны?
Разумеется, подтвердила я, подозревая, что основная причина столь резких высказываний в том, что семье Соколова не удалось правильно встроиться в эту систему. Пиджачок на нем был несколько потертый и явно не из последней модной коллекции. Даже Моськин выглядел солиднее. Похоже, целителям-теоретикам не так много платят
Система самодержавия насквозь прогнила, вдохновенно вещал Соколов. Вы не представляете, в каких условиях нынче живет университетская интеллигенция. А рабочие? А крестьяне? Разве может человек разумный жить в таких условиях?
Я забеспокоилась. Чем-чем, а свержением существующего государственного строя я заниматься не собиралась. Плох ли, хорош мне пока было не до изучения этого вопроса, а вот получить отметку неблагонадежной личности я могла запросто. А с ней меня так же запросто могли выставить из университета прямо в любящие бабушкины руки.
Боюсь, не нам с вами об этом судить, осторожно заметила я. Наше дело целительство, а не политика.
Наше дело спасение людей, возразил Соколов. А для этого хороши все средства.
Все законные средства, парировала я.
Разумеется, Елизавета Дмитриевна, воодушевился он. Разве я говорю о незаконных?
Все законные целительские средства, отрезала я и двинулась к выходу. Всего хорошего, Павел Владимирович.
Для вас просто Павел, сказал он мне вслед.
Но поскольку я уже была за дверью, сделала вид, что не услышала. Вот ведь засада какая! Нужно держаться подальше от тех, кто, пролетая над тобой, может нехило обгадить. А то, что он Соколов, а не Воробьев, даже хуже, потому что дерьма в случае чего окажется куда больше. В приметы про гадящих на счастье птичек я не верю, поэтому было бы лучше, если бы остальные беседы проходили под присмотром заведующего лабораторией. И касались исключительно рабочих вопросов.
Владимир Петрович, несмотря на то что издал приказ о моем зачислении, направил меня все же не в студенческое общежитие, а в здание, где проживали аспиранты и преподаватели. Разумеется, те, кто не имел жилья в городе. Когда я увидела свое, поняла, почему это здание такое маленькое: отсюда сбегали при первой же возможности. Комната была на одного, но совершенно крошечная, и ни о каких личных удобствах, к которым я уже успела привыкнуть, и речи не шло. Я потрогала матрац, твердый, почти как доски под ним, и подумала, что высыпаться в таких условиях сродни подвигу. Надеюсь, хотя бы клопов тут нет.
Столоваться будете у нас али как? спросил управляющий, не дождавшись от меня положенных при заселении восторгов.
А какие варианты?
Я попыталась осмотреть шкаф, такой плоский, что вздумай кто туда прятать любовника, не смог бы закрыть дверцу. Впрочем, для начала ее надо было распахнуть, моих сил для такого простого действия не хватало. Дверца стояла насмерть на страже нравственности.
У нас, в студенческой столовой, в городе. Управляющий, заметив мои затруднения, дернул за ручки, и створки с противным скрипом распахнулись, обнажив унылое нутро с одной вешалкой. У нас чуть подороже, чем в студенческой столовой, но тоже идут доплаты из казны. В комнатах готовить нельзя, узнаю оштрафую.
Сговорились мы в конце концов и на проживание, и на стол, тем более что поесть я могла уже сейчас, что и стало определяющим. К тому же я предположила, что преподавателей должны кормить получше, чем студентов. В конце концов, если будет совсем плохо, просто откажусь со следующего месяца и перейду в студенческую столовую.
Завтрак не особо понравился остывшая каша и еле теплый чай, но был совсем не лишним. Маленький пирожок с повидлом, выданный к чаю, я есть не стала, оставила для Мефодия Всеславовича, шкатулку с которым открыла, как только вернулась с завтрака и заперлась в комнате.
Получилось, Елизавета Дмитриевна? осторожно уточнил он, оглядев новые, совершенно не впечатляющие владения.
В университет зачислили, на работу приняли, отрапортовала я. Правда, Мефодий Всеславович, на работе возможны проблемы.
Обрисовать проблемы я не успела, поскольку в дверь постучали столь сильно и уверенно, что я сразу решила: вот он, результат неосторожного разговора с Соколовым. Да он вообще мог быть провокатором, и сейчас по мою душу пришла полиция. Кстати, как происходит арест владеющих магией? Если маг не захочет арестовываться, случайные свидетели оказываются в опасности. Но тут уже ранее виденное зеленое плетение ворвалось в комнату, обрисовало меня и прошло сквозь домового, не посчитав его препятствием.
Елизавета, открывай. Я знаю, что ты тут. Кого-кого, а княгиню услышать я настолько не рассчитывала, что от растерянности попросту застыла посреди комнаты. Или ты меня боишься?
С чего бы мне вас бояться, дорогая бабушка? насмешливо протянула я, открывая дверь. Почему-то осознание, что по мою душу пришли всего лишь родственники, несказанно успокоило. Просто видеть вас желания нет.