Большая волна любви - Самарский Михаил Александрович

Михаил Александрович Самарский

Большая волна любви

Большая волна в гавани © Михаил Самарский, 2021

#любовь, или Невыдуманная история © Михаил Самарский, 2020

© А. Гайворонская, иллюстрация на обложке, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Большая волна в гавани

Оксане Пушкиной посвящаю

Глава 1

Не так уж и редко человек случайно оказывается в нужное время в нужном месте, а тысячи дорог сходятся в одной точке.

Михаил открыл глаза, нащупал под подушкой телефон. На часах было девять утра. Учитывая, что он лег далеко за полночь, он мог бы еще часок-другой смело поспать. Но, увы, привычка вставать рано сделала свое дело. Она плевать хотела на выходной день. Михаил откинул одеяло, сел на кровати и, запустив руки в черные как смоль кудри, взъерошил их. Пол приятно холодил ступни. После сна тело затекло, и Михаил потянулся с наслаждением, до хруста в костях. Разминая шею, он покрутил головой из стороны в сторону. Взгляд упал на блокнот, который лежал на тумбочке. Михаил взял его и принялся листать и рассматривать рисунки. Некоторые вызывали улыбку, другие, наоборот, заставляли хмуриться. Работы вызывали совершенно разные эмоции, ведь каждая была отражением того или иного события, происходившего в жизни Михаила.

«Чистых листов осталось раз-два и обчелся, придется скоро заводить новый блокнот. Интересно, сколько у меня скопилось их за все эти годы? Надо бы посчитать как-нибудь»,  подумал Михаил.

Он взял с тумбочки небольшое серебристое ведерко, из которого частоколом торчали карандаши. Вытряхнул содержимое на постель и с трудом отыскал огрызок черного графитового карандаша.

«И он тоже заканчивается»,  цыкнул от досады Михаил.

Он выдвинул ящик тумбочки, достал темно-серую коробку. На крышке красовался ярко-красный логотип известной швейцарской марки, выпускающей товары для художников. Михаил открыл ее и с сожалением обнаружил, что она пуста. Хоть он и не был профессионалом, но отдавал предпочтение качественным карандашам, рисовать которыми ему нравилось больше всего.

 Ну что ж, придется снова сделать вылазку в художественный магазин,  сказал он вслух, нарушив тишину.

Рисование было его хобби, без которого Михаил не мыслил своей жизни. Куда бы он ни шел, куда бы ни ехал, его сопровождали блокнот и карандаш, не иначе как Санчо Панса своего рыцаря. Он любил рисовать все, что происходило вокруг, только в своей интерпретации. Порой он забывал взять художественные принадлежности и чувствовал себя так, словно его лишили обеих рук одновременно. Тогда приходилось искать им замену и рисовать чем попало и на чем придется. Иногда в ход шли даже салфетки, а если и их не было под рукой, Михаил делал эскизы позже, восстанавливая в памяти прошедший день.

С того момента, как Михаил увлекся рисованием  а это ни много ни мало десять лет,  таких житейских набросков скопилось великое множество. Его хобби одобряли не все. Например, оно раздражало родителей. И в этом не было ничего удивительного. Кому понравится, когда во время семейного застолья или серьезного разговора сын достает блокнот с карандашом и начинает рисовать. В такие моменты его мать, итальянка по происхождению, выходила из себя и высказывалась с горячностью, присущей ее южному темпераменту. «Ragazzo pazzo»,  бранилась она, что в переводе с ее родного языка означало «чокнутый мальчик». В отличие от нее отец, типичный сибиряк, был более сдержан, но, несмотря на это, порой мог рявкнуть. И сыну приходилось прятать подальше свои художества. Слава богу, хоть друзья относились к его увлечению с пониманием. Они давно перестали обращать внимание на товарища, который, находясь с ними в компании, непременно что-то рисовал.

Михаил достал из ящика канцелярский нож и вместе с огрызком направился к рабочему столу. Выудил из-под него урну и, присев на стул, принялся точить то, что осталось от карандаша. Для нашего героя это был целый ритуал, пробуждающий желание творить. Чем острее становился кончик грифеля, тем сильней чесались руки провести первую линию. И как бы Михаилу ни хотелось быстрее приступить к рисованию, он одергивал себя: «Спешка хороша при ловле блох». Подготовка инструмента была процессом тонким и кропотливым, здесь суета неуместна, иначе после заточки карандаш будет напоминать скрюченные пальцы Кощея Бессмертного.

Закончив возиться с грифелем, Михаил внимательно осмотрел результат своего труда и остался им доволен. Теперь изящный кончик огрызка напоминал иглу шприца, а дерево вокруг него было идеально гладким, словно его отполировали пилкой для ногтей. Михаил снова сел на кровать, открыл в телефоне музыкальное приложение, вставил наушники в уши и включил любимый трек рэпера Logic. Уселся поудобнее, опершись на спинку кровати, и закрыл глаза, вспоминая сон. Всю ночь он любовался Юми, которая щедро одаривала его своей божественной улыбкой. Густые темные волосы шелком развевались на ветру, ореховые глаза сияли каким-то неземным светом, безудержной страстью, когда она крутила фуэте в неистовом танце. Ее фигура, обтянутая черной пачкой, была восхитительной: хрупкой, гибкой и удивительно пропорциональной. Никогда в жизни он не встречал девушки красивее. Михаил раскрыл чистый лист блокнота и на долгое время пропал в мире линий, изгибов и теней.

Но вскоре порыв свежего ветра, ворвавшийся в приоткрытое окно, заставил его оторвать взгляд от блокнота. Увидев в дверях соседа по комнате, Михаил выключил музыку и вытащил наушники.

 Эй, русский, ты опять рисуешь?  спросил Тони с типичной улыбкой «whats up man?».

Он снял бейсболку, взлохматил прилизанные волосы цвета выгоревшей на солнце соломы и ловким движением руки забросил головной убор на крючок вешалки. Следом за ним полетела куртка, но, не достигнув цели, упала на пол  эх, не попал. Он звонко щелкнул пальцами и поднял ее.

 Фиговый из тебя баскетболист, американец,  усмехнулся Михаил.  А ты опять ходил фотографировать достопримечательности?  спросил он, вернувшись к рисованию.  Сдается мне, в Сендае уже не осталось ни одной подворотни, которую бы не запечатлела твоя камера.

 Между прочим, ты зря со мной не поехал,  хмыкнул Тони. Он стянул с шеи фотоаппарат и положил его на свою кровать, туда же кинул рюкзак, а потом и сам завалился на нее, не снимая обуви.

 Спасибо.  Михаил кивнул.  Мне хватило тех двух раз, когда я ездил с тобой. Неужели нельзя фотографировать в другое время? Обязательно нужно переться ни свет ни заря?

 Рембрандт, тебе этого не понять. Это ты любишь рисовать людей, а мне нравится снимать окружающий мир, а он особенно хорош на рассвете, когда вся природа еще спит,  выдвинул веский аргумент Тони. Он закинул руки за голову, скрестил ноги и уставился в окно.  А сегодня еще и погода великолепная. Не слишком тепло, но зато солнечно. То что нужно для съемок. А какой океан был!  восхищенно протянул сосед и бросил взгляд на Михаила. Заметив, что тот на него не смотрит, он снова уставился в окно.

 Какой?  машинально спросил Михаил. Закусив губу, он с усердием выводил изящные линии ножек танцовщицы.  Океан он и в Африке океан,  добавил он.

 Не скажи,  возразил Тони.  Сегодня он был необыкновенный, какой-то непривычно спокойный, будто притих перед бурей. Это ты у нас филолог, а я юрист, так что мне сложно передать словами ту красоту, которую я наблюдал. Это надо было видеть. А хочешь, я тебе сейчас покажу?  Он вскочил с кровати, взял с тумбочки «Макбук». Вернувшись на прежнее место, Тони поставил его на колени и принялся скачивать снимки с фотоаппарата.

 Ну, давай, папарацци, посмотрим, что ты там наснимал,  улыбнулся Михаил.