Главой компании был назначен Шаваш, хотя я должен сказать, что он и раньше присутствовал в Совете Директоров.
— Все понятно, — сказал Киссур, — если Шаваш и раньше был в Совете Директоров, значит, это он поругался со своими коллегами и посадил их.
— Не знаю, — сказал Бемиш, — такие вещи, знаете ли, не пишут в проспектах эмиссий. Шаваш попытался организовать международную эмиссию и обратился в «Меррилл Роберте Дарнем». Дело было уже на мази, но потом инвесторы отказались подписываться на размещение.
— Почему?
— Потому что, — не без злорадства пояснил Бемиш, — в этот месяц в Чахаре случилось восстание, или то, что правительство сочло таковым, и некто Киссур во главе своих танков проехал, в частности, через производственные площади совместного предприятия по производству безалкогольных напитков, припечатав по дороге гусеницами одного из менеджеров по имени Роджер Гернис. И от этой поездки с ветерком ценные бумаги шести ваших предприятий, прошедшие международный листинг, упали и набили себе шишку, а о новых выпусках даже разговаривать никто не хотел. Или вы об этом не знаете?
Киссур задумчиво покрутил головой.
— Чего-то в этом роде мне говорили, — сказал он. — Только ничего плохого я не вижу в том, что ваши акулы не стали есть нашего карася.
— Ваш карась не поумнеет, пока его не съедят.
Киссур поднял голову и задумчиво уставился на Бемиша. Челюсти его энергично двигались, управляясь с медузой так, словно это была не медуза, а по меньшей мере баранья кость.
— Неплохо сказано, финансист, — заметил Киссур, — по крайней мере, откровенно. А твоя компания — тоже строительная?
— Более или менее.
— Чего строит?
— Она выпускает автоматизированные двери для вагонов монорельсовой подземки.
Киссур задумался. Видно было, что он соображает, какое отношение имеют автоматизированные двери к Ассалахскому космодрому, и сообразить это было ему трудно.
— Она у тебя от отца? — спросил Киссур.
— Нет. Я ее купил год назад.
— Зачем?
— Чтобы использовать как инструмент для приобретения более крупной компании.
Это было еще более откровенное, и даже скандальное, заявление, чем про карася, но оно, скорее, заставило бы поморщиться чиновников Всегалактического резервного фонда, — а Киссур никак на него не отреагировал.
Киссур налил Бемишу пальмового вина, и они оба выпили кружечку, и вторую.
— Так чем же ты особенный, а, директор? — вдруг заявил Киссур.
Бемиш помолчал. Он был не прочь заиметь в союзниках этого человека. Он видел, что тот довольно плохо относится ко всему, что связано с землянами и их деньгами, и он не мог предсказать реакции Киссура на его слова.
— Большинство генеральных директоров, — проговорил Бемиш, — карабкаются по корпоративной лестнице, играют в гольф с себе равными и заставляют компанию оплачивать космические перелеты своих кошек. Меня не пустят играть с ними в гольф. Таких, как я, называют корпоративными налетчиками. Мы нарушаем правила игры. Мы покупаем компании и вышвыриваем неэффективный менеджмент. Мы покупаем компании на деньги других людей, а потом расплачиваемся с заимодавцами тем, что распродаем половину покупки.
Киссур потягивал вино. Тот факт, что Комиссия по ценным бумагам и рынкам капитала в настоящий момент в очередной раз обсуждала правомочность действий корпоративных налетчиков и что имя Теренса Бемиша часто упоминалось не в самом лестном ключе на тамошних слушаниях, его явно не интересовал.
— Значит, — сказал Киссур, — Ассалахский космодром. Это в Чахаре, на границе со столичной областью… Отличный виноград растет в Ассалахе… А что, одной дырки в небо в Чахаре недостаточно?
— Нет, — сказал Бемиш, — одной дырки в небо оказалось маловато, к тому же дырка была временная и выстроена на болоте.