Дорогу менять надо.
Тишина сменилась покашливанием, потом шушуканьем.
-А можно ее сменить-то? - робко уточнил голова.
-Отчего ж нет? У вас тут хорошо-о-о, - зевнув, добавил гость, - болота рядом, тучи притягивают. И низина. Это в городе ворочай не ворочай - как ворот у пустого колодца. И людей там много, стопорят.
Кузнец и голова переглянулись. Первый выразительно потер щепотью: мол, спроси!
-А на скока затянет?
-Один к пятидесяти где-то… - прикинул путник, на миг обратившись к дару. - Ну, значит, пятьдесят и возьму. Не считая тех двадцати.
Снова зашушукались. Тридцать стоила дойная корова - хорошая, молочная, - а на остаток можно мешок курей купить. Даже хуторским накладно, а уж простым весчанам…
-Эй, Талкович, - голова легонько пихнул локтем лавочника, - сколько дашь?
-А чего сразу Талкович? - нахохлился тот. - Сколько другие, столько и я. Всего-то по три со двора выходит.
-Это тебе «всего-то». А Колаю даже на вопросы пришлось у меня одалживаться, хорошо если только по осени отдать сумеет. Дай хоть десять!
-Чего это я ваш дождь оплачивать должен?
-А мы, значит, на твою корову всей веской сбрасываться должны? - возмутился кузнец, чутко прислушивающийся к разговору.
-Так не сбросились же!
Корова, кстати, вчера благополучно отелилась, назло обоим спорщикам - бычком.
-Я тут тружусь в поте лица, - распалялся лавочник, - медьку к медьке коплю, а какой-то лентяй вроде вот его…
-Что?!
Голова привычно вклинился между забияками, подозревая, что они нарочно собачатся у него на виду, чтобы было кому развести без ущерба для достоинства: лавка и кузня стояли бок о бок, и если бы соседи так схлестывались при каждой встрече, то давно бы уже друг друга поубивали.
-Десять с тебя, десять с мельника и еще десять с Сурка содрать попробую. Вы ж и потеряете больше, если засуху не отведем.
Лавочник, услышав, что «обирают» не его одного, успокоился и, еще немного побурчав, полез за пазуху. Мельник вовсе не стал спорить: не будет зерна, не будет и помола. Сурок, зажиточный хуторянин, стоял в теньке под яблоней, разговаривая с Колаем. Точнее, тот что-то клянчил у богатого родича, смущенно комкая в руках шапку, а хуторянин неопределенно кривил губы.
Но только голова открыл дверь, как откуда-то сбоку выскочил молец, с неожиданной силой оттолкнул весчанина с дороги и ворвался в избу, потрясая кривой палкой.
-Опомнитесь, глупцы! - заорал он так, что из-под стрехи выпорхнули разморенные жарой ласточки. - Грешно забегать вперед по тропе судьбы, но менять ее - кощунство! Наши пути проложены Богиней еще до нашего рождения, и нельзя их менять по своему желанию!
-Почему это? - благодушно поинтересовался заскучавший было путник. - Дождик пойдет, поля зазеленеют, колбаску копченую тебе под полой понесут - чем плохо?
-Молчи, выродок! Власть твоя не от Богини Хольги, а от ее лживого мужа Сашия, недаром Владыкой Бездорожья именуемого! И как Хольга, проведав о бессчетных злодеяниях супруга, изгнала мерзавца из своего чертога, так и вам следует гнать поганого видуна за порог, а следы его посыпать толченой горчицей!
В следующую минуту за порогом оказался сам молец.
-Простите, господин, - криво ухмыльнулся голова, на всякий случай подпирая запертую дверь спиной.