И лесов бы он не испугался, поелику племена монгольские жили и на лесистых землях по Селенге и Орхону.
Изрядно побродивши, встретил за черной гранитной глыбой четвероногуб тварь - вьючную сивую лошадь с фуражными торбами по бокам и большим туго набитым мешком, прихваченным ремнями к ее спине. Отвязав мешок, уронил на землю, где он откликнулся воплем. Никак человек внутри спрятан? Я быстро снял стягивающую веревку с мешка и вывалил на траву его живое содержимое. Вначале и сообразить не мог, кто это там выпал. Ясно только было, что человек, а не зверь. Когда рассмотрел, то нашел, что это женщина некрепкого телосложения, да еще со связанными руками. Я выудил из-за пояса кривой нож и перерезал веревку, ожидая благодарствия за нечаянное-негаданное избавление.
Освободившимися своими руками женщина мигом ударила мое лицо, отчего едва не вышибла ласковый глаз, и расцарапала щеку. Пока я в чувство приходил от ошеломления, метнулась она бежать стремглав, петляя между глыб подобно напуганному зайцу.
Экая лярва! Задержать ее, иначе беде случится - уж в этом я был уверен, бросаясь вдогонку. Только не догнал бы, кабы не срезал путь, перемахнувши через каменную кучу. И вот опять столкнулся с ней. Постыдно и срамно это было, но пришлось женщину кулаком гвоздануть, аж сопелька вылетела. Но иначе оная дикарка всю мою красу испортила бы, индо вновь посягновение совершила на мое лицо, чуть ус не оторвала да еще попробовала вонзить острую свою коленку мне в чресла. От моего тычка дерзкая женщина упала ничком, а егда стала на спину переворачиваться, я приготовил было ремень, дабы связать ей руки. Но она молвила нежданно умиротворенным голосом, хоть из ее глаз выглядывали страх и ярость:
- Все, полно, не сбегу я от вас. - Одета ведь как татарка, но язык ее - франкогалльский, каковой едва я разумею. Но все-таки разумею!
Татарка, умеющая изъяснится по-франкогалльски, чудно это как-то. Ино нет? Я порылся в своей памяти как в ворохе ветхих книг. Ага, таковская цепочка воспоминаний, кажется, годится. Потекли мысленные слова, вначале странные по смыслу, но засим все более привычные.
В 6750 годе от сотворения мира перенес лютый хан Батый свое становище на развалины разоренного им города Парижа и назвал его - Сарай, кочевые же аилы разбрелись по полям Прованса, Лангедока и прирейнским лугам.
Вот минуло сто лет и его потомок Булат, прославленный яко Синяя Борода, не признавши власть великого хана, что сидел в Каракоруме, стал владыкою Большой Еуропейской Орды. Триста лет еще Еуропа служила местом кочевий, ибо татары поля затаптывали, городовые стены срывали, деревни и замки ровняли с землей, в лесах истребляли благородную дичь, а сами их выжигали, всех людей мужеского пола убивали нещадно, а женского умыкали в свои кибитки. Но в восемнадцатом веке Большая Еуропейская Орда разбилась волею Неба на Галльскую и Тевтонскую, последняя часто воевала Польское и Киевское ханства. В Альпах проживали горские татары, на Средиземном море племена прибрежных татар. В том же веке мурзы и беки сажать стали крестьян на свою землю, чтобы утруждались те земледелием, платя оброк и подати, орды же разделились на множество ханств, эмиратов и султанатов, беспрерывно чинивших друг другу военные хлопоты.
И воспользовалось сей усобицей Московское княжество, единственное место на всем свете белом, где сохранилась просиянна Вера Христова, где по нынешний день пребывает святой престол папы римского и патриарха константинопольского. Княжество, занимая положение весьма выгодное между враждующими западными и восточными татарами, стало мало-помалу преуспевать и ширить свои земли, покоряя мечом ханства и эмираты окрест себя.
Но в ту пору под счастливой звездой на западе Еуропы родился злочестивый султан Вильгельм, каковой опять скрепил под своей мощной рукой тевтонских и галльских татар, да стал приготовляться к великому походу на княжество Московское. Попутно оный владыка запросил союза и помощи у восточных улусов, чтобы ударили те со своей стороны.