- Да, ваше образование усугляет, так сказать, дело, - я едва не сказал "диагноз".
- А, Эйнштейн ваш - немец, наверное? - поинтересовался Никитка.
- Говорят, что еврей-с, - отозвался Сольберг.
- Да уж, евреи много чего пооткрывали. Так, значит, господин ротмистр, мы по-вашему движемся со световой скоростью?
- Я не об том, господа. Есть у меня такое представление, что миров много. Однако у каждого из них имеется как бы освещенная и темная сторона. Освещенное место - это настоящая реальность, настоящее время. Все остальное - ненастоящее, неосуществленное, потенциальное. Как я уже чувствую, через это подземелье может протянутся дорожка промеж миров, на манер электрического разряда между двумя лейденскими банками. Вот мы движемся этой подземной тропой и уже начали выпадать из "настоящего" в нашем мире, но еще не попали в "настоящее" мира иного...
- Если я верно измерил глубину вашей мысли, господин ротмистр, то мы как бы уже ненастоящие, призраки вроде папаши Гамлета?
- Пока что призраки. Сейчас мы пребываем вне времени, господа. Первым из "настоящего" выпал я, потом Курбанов и некоторые его разбойнички.
- Да он же верный труп. Ему Келарев башку расколол.
- Я снова видел его живым и здоровым, - упорствовал Сольберг. Повторяю вам - он вне времени. Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.
Я хотел было отмахнуться от "нашего мудреца", предложив ему вычислить объем и площадь поверхности пещеры, но тут из туннеля позади нас как будто послышался скрип сапог.
- Это ОНИ идут, - спокойно сказал Сольберг. - Скоро мы найдем выход из этой пещеры, но до той поры ОНИ найдут нас.
ОНИ или не они, а потревожиться надо. Я еще раз оглянулся. А потом возвел глаза вверх. Там, выше наших голов саженей на пять, пещерная стена имела изъян, небольшой выступ. Он проходил, сужаясь, и над озерком. А потом втягивался куда-то в темноту, в расщелину, которая испортила кварцевую стену примерно до середины. Возможно этот мостик и ведет к спасению, как знаменитый Чинват из зороастрийского мифа (про это дело мне Сольберг сказывал).
- Не угодно ли, господа, податься на верхний ярус.
Первым вскарабкался Никита, используя ловкими ногами любой выступ в скале, потом Сольберг - на последнем этапе Келарев протянул ему руку и втянул на "мостик". Я получше приладил винтовку и собрался было проявить ловкость необыкновенную, как из тоннеля вдруг выпал Курбанов, с кровью в уголках рта, но вполне дееспособный и с красным отсветом в глазах-щелках. Вместе с командиром выскочил еще пяток сатаноидов с факелами. Огоньки превращали значительную часть пещеры в смертельно опасное простреливаемое пространство.
Я пару раз стрельнул - причем смазал - и полез наверх, надеясь только на мрак. Кстати, и заметить не успел, как оказался на выступе - страх будто приделал мне перья - и осторожным быстрым шагом двинулся в сторону расселины. Впрочем, первая же вражеская пуля едва не сорвала мое ухо словно осенний лист. В одном месте, как раз над озером, стена образовывала изгиб вроде контрфорса - он охотно прикрыл меня. Я зашел за прикрытие и сделался невидим для красных стрелков. Однако они, сменив тактику, стали с обезьяньей ловкостью карабкаться вслед за мной, мне даже показалось, что их ноги оснащены когтями. И как я понял, надлежит мне скромно постоять именно за "контрфорсом", чтоб не стать легким трофеем.
Я все более обостряющимися чувствами воспринимал приближающихся красноармейцев. Они были спокойны как минералы. Соответственно почувствовал я свою возбужденность, некую встопорщенность души. И, устыдившись этого, сразу остыл - неужели я поддамся каким-то чертям.
Вот из-за "контрфорса" как шкодливый нос неосторожно высунулось винтовочное дуло да еще со штыком - хвать рукой, веду вниз и дергаю вбок вражинка шумно падает в воду. Адью. Следующего преследователя награждаю пинком в пах и зубодробительным ударом в волосатую физиономию, попутно отклоняя в сторону длиннючий маузер.