Пожалуй да, согласился я. Лично меня другое смутило. Ну, ладно. Допустим, летом не дай бог, конечно разразится «Аравийский кризис». И что? Ну, пусть даже сцепимся мы, напустим ядрёной копоти! И что, сразу ракеты спускать? Я видел, как откидываются крышки шахт, как оттуда прут «Минитмены», а из-под воды выскакивают «Поларисы»! Что мир в труху, в пепел из-за чьей-то провокации? Ну-у, не знаю Глупо как-то.
Слушай осторожно проговорила Ивернева. А, может, ты ошибся? и заспешила: Нет-нет, послушай! Мозг очень сложная штука, и он нас частенько подводит. Да каждый может вспомнить, как он шел-шел в темноте, и было страшновато, и вдруг как померещится фигура чудища вот-вот набросится! А утром смотришь тьфу ты! Да это дерево! Или куст. Обман зрения! Мы же никогда, по сути, не видим того, что существует в реале, а лишь образ, созданный мозгом. Так и тут, с пророчествами. Обман ясновидения! Пришла информация из будущего, а мозг ее так исковеркал, так исказил, что впору бомбоубежище искать!
Да мы и слышим не то, что есть, до нас доходят звуки, отфильтрованные мозгом, с энтузиазмом подхватил я. Наши «маленькие серые клеточки» работают до того ухищренно, что шум листвы легко смикшируют в крик о помощи!
И мы с Наташкой стали наперебой вспоминать забавные случаи, о которых со смехом вспоминаешь при свете дня, зато, когда они происходят в ночном мраке, поневоле оплываешь липким страхом. Мне до того понравилась гипотеза Иверневой, до того легко и просто снимала она вину и непосильную ношу ответственности, что я, воспарив душою, болтал без умолку. Не замечая даже, как Наташины губы раздвигаются все шире и шире, продавливая милые ямочки на щечках.
Не выдержав, девушка прыснула в ладонь, лукаво косясь на меня.
Что? не понял я, обрывая многоглаголание.
Шеф, хихикнула секретарша, поедем, может?
Словно проснувшись, я глянул за ветровое стекло там по-прежнему ракетировал к небу серый объем «Ленинграда». Людская толчея у вокзалов растекалась ручейками кому в метро, кому в камеру хранения или к кассам, а кому на мякоть сидений светло-оливковых «Волг» с шашечками.
Заговорила меня совсем! пробурчал я, особо не смущаясь.
Наташа шлепнула меня по плечу, изображая ласковую обиду, и пикап тронулся.
«Всё будет хорошо, прыгало у меня в голове. И даже лучше!»
Не помогало. Заковыристый вопрос висел, беспокоя, как красный сигнал «Выхода нет»: как же я смог увидеть будущее? «Сила» во мне держалась, но мало, чтобы ванговать.
Всё происходило так, как говорил Котов. Я и девчонок своих надурил слегка, утверждая, будто из-за них ослабел.
«Да куда там»
Не знаю уж, в чем измерять энергию мозга (может, в мегафрейдах?), но ее «напряжение» падало всю осень и зиму, установившись накануне весны. Я даже из ридеров выбыл! Нет, я брал Ритины мысли, когда она тискалась рядом, но самому слать телепатемы силенок не хватало. Только втроем или вчетвером, с девчонками из эгрегора.
Если честно, то я не слишком расстраивался в джедаи никогда не рвался, а уж в квисатц-хадерахи и подавно. Мне так спокойнее. Хоть уровень целителя и самый низкий для метагома, зато стабильный. Пожизненный.
Но как же тогда быть с видением термоядерного апокалипсиса? Раз уж сам не гожусь в пророки, стало быть, предсказание мне слал другой ридер? Так ведь? А вдруг
Вдруг он из будущего? Может, вообще все прорицания оттуда, из туманной послезавтрашней дали?!
«Чудны дела твои, человече»
Воскресенье, 12 марта. День
Москва, улица Малая Бронная
Большая квартира наполнилась суетой, радостной и бестолковой. Девчонки пищали за дверью спальни, но их мощное сюсюканье перебивалось пронзительным «Уа-а-а!» Звучало почти как одинокое «ура!», знаменуя очередную победу жизни.
Мягко улыбаясь, я посмотрел на распаренного Женьку. Он не спал всю ночь, забывшись на рассвете. Прикорнул, сидя за столом, из-за чего прядь волос забавно торчала, как рожок. Даже голубой берет не смог ее умять. А в шесть утра грянул телефон: «У вас девочка!» И старший сержант Зенков помчался бегом по безлюдным улицам встречать Юлию Евгеньевну
Изя с Дюхой заняли деревянный диванчик. Сидели тихо и смиренно. Девушки носились то вверх, то вниз по гулкой лестнице, таская пеленки, распашонки, подгузники, а эти двое провожали подруг взглядами растерянными и робкими, как будто открывая для себя нечто новое, неизведанное. Юрка Сосницкий крепился, но наверх не пускали и его.
«Сами еще не наигрались!» фыркал он, кривя губы в снисходительной усмешке.
Первой «наигралась» Светлана. Усталая, но довольная, она тихонько спустилась в гостиную, шепотом сообщив, что «обе умаялись и спят!»
На цыпочках сошла Рита.
Поднялся бы, сбрасывая просветленное умиление, она обняла меня за руку. Тебя бы точно пустили.
Не хочу выделяться, тепло улыбнулся я, и кивнул на Жукова с Динавицером: Глянь, сплошная кротость.
Девушка хихикнула, и обернулась к растрепанному Жеке.
Отмечаешь, папочка?
Да я по чуть-чуть, застыдился Зенков, а то, боюсь, развезет. Хоть как-то нервы унял! широко размахнувшись, он пожал мне руку: Спасибо, что Машку в тот роддом пристроил рядом почти! Никогда еще так кроссы не бегал! Ха-ха-ха!
Ш-ш-ш! рассерженно зашикала Светлана из темного коридора. Спят же. Пошлите, отметим
Не пошлите, а пойдемте, расплылся старший сержант. Нерусь!
Шевелёва показала ему розовый язычок, и скрылась. За нею утопал «папаша», ступая по паркету в одних носках. Рита прильнула ко мне, заглядывая в глаза, и нежно спросила:
А меня ты тоже в «тот роддом» пристроишь? М-м?
Рано тебе по материнству скучать, строго ответил я. Сама еще, как дитё!
Девушка прижалась крепче, поцеловала меня в шею, и шепнула на ухо:
Бережешь, да?
Берегу, твердо ответил я. И подумал, что вся моя мужественная жесткость потечет как воск, лишь только Рита захочет от меня ребенка по-настоящему. Заласкает так, что я исполню ее желание. Уж если Инке удалось, то Марику и подавно.
«Только пусть будет девочка, вздохнул я, мысленно капитулируя. Ну их, пацанов этих»
Тот же день, позже
Тегеран, район Эвин
Рехавам Алон вполне доверял своим «гвардейцам», но не сидеть же вечно в кабинете, надо хоть изредка и «в поле» бывать. А то утратишь наработанное годами чутье. Да и мозги не бывают лишними, особенно его ум, заточенный на мгновенный анализ.
Слегка припадая на ногу, раненую в Бейруте, полковник вышел на крошечный балкончик. Квартал тут тихий, заселенный торговцами средней руки, чиновниками и старичками-рантье. Да и весь район Эвин благополучный до тошноты. Окунаясь в пышную зелень, он докатывался волною крыш до отрогов Эльбурса.
Алон сощурился, фокусируя взгляд на угловатом сером строении, что угрюмым утесом воздвиглось над глянцевым разливом листвы. Тюрьма Эвин.
Рабби несмело позвал Ариэль.
Иду, Ари, Рехавам развел тяжелые гардины и шагнул в комнату.
Четверо «гвардейцев» обступили стол свисавший над ним абажур с бахромой бросал свет на ватман с планом тюрьмы. Белый лист упрямо желал свернуться, и бумажные углы прижали парой пистолетов, здоровенным револьвером «Магнум» и шипевшей рацией «уоки-токи».
«Кадр из голливудского боевика!» улыбнулся Алон, ощущая полузабытое возбуждение.
Показывай, Ари, велел он, упираясь ладонями в столешницу.
Сосредоточенный и собранный, Кахлон кивнул.
Тюрьма новая совсем, ее выстроили по приказу шаха лет шесть назад, заговорил он отрывисто. Внутри несколько общих блоков-бараков на сорок человек каждый и два отделения мужское и женское по десять одиночных камер
Местечко оч-чень неуютное, вмешался Юваль. И шесть туалетов на триста человек! А «одиночки» Тесные бетонные коробки! Вверху вечно включенная здоровенная лампа дневного света, внизу потертый коврик на цементном полу. И больше ничего!