В случае же неудачи Матвей рисковал сгореть в атмосфере Земли вместе с разваливающимся на куски корветом где то над южной частью Тихого океана. Но интуиция подсказывала: бояться незачем!
Главное, что привлекало Матвея в этом маршруте, – уверенность, что никому из его однокашников не хватит куражу последовать за ним. Не хватит характера рискнуть.
Поэтому, когда мимо него болидом пронесся корвет, на котором было написано «05 Прусаков» – аппарат его заклятого врага – возмущение Матвея не знало пределов!
Вражда Гумилева и Прусакова длилась не первый год.
Началась она, как водится, из за женщины. Ее звали Евгения. Она преподавала пение в местной средней школе. Евгения была старше обоих соперников кадетов на двенадцать лет и растила двоих детей, то разъезжаясь, то съезжаясь с полуреальным мужем экспедитором… Увы, ни Прусакова, ни Гумилева ни одно из этих обстоятельств не остановило.
Должен был пройти год, наполненный вязкими и липкими, как конфета тянучка, отношениями, чтобы Гумилев честно признался себе: его интересует не сама Евгения и даже не ее несомненные достоинства, а возможность утереть Прусакову, до безумия влюбленному в Евгению, его кривой, жирно лоснящийся нос. Однако, когда он осознал этот факт (не без помощи штатного психоаналитика Академии доктора Угрюмова), ситуацию было уже не поправить.
Так и повелось: Евгения любит его, Матвея Гумилева, Прусаков любит Евгению и ненавидит своего соперника Гумилева, и лишь один бесчувственный Матвей никого не любит, устал от всей этой нездоровой кутерьмы и не знает, на какую кнопку нужно нажать, чтобы все это поскорее прекратилось, возвратилось к точке «ноль», да и существует ли вообще такая кнопка…
Однако вражда враждой, но зачем же вести себя как самоубийца?!
Матвей схватил тангенту УКВ связи и, едва не откусив от нее кусок, прорычал:
– Геннадий, не дури! Сейчас же начинай тормозной маневр! Ему не ответили. Но Матвей не сдавался.
– Геннадий, до мезосферы – семнадцать секунд лету. При твоей скорости – термозащита прогорит к чертям собачьим! Прогорит насквозь, понимаешь?
Наконец в эфире зашелестел вкрадчивый голос Прусакова. В нем слышались презрительные нотки:
– Ты всегда был слабаком, Матвей… Тебе меня не понять! Хотя Матвей был до крайности сердит, его благоговение перед порядком и дисциплиной удержало его от того, чтобы прибавить тяги. Он даже смог воздержаться от хлесткого ответа грубияну Прусакову. Хотя, казалось бы, сама ситуация требовала этого ответа. Матвей мысленно досчитал до десяти – как учила его рассудительная мама – и сказал в микрофон ледяным голосом:
– Как вам будет угодно, кадет Прусаков.
Вслед за чем отключился.
«Сгорит? Значит туда ему и дорога. Обеспечит минуты чистой радости для пытливых школьников из астрономического кружка…»
В следующий миг корвет Прусакова, опередивший аппарат Матвея на двадцать километров, уже врубился в верхние слои атмосферы Земли. Ярчайший плазмоид, распустившийся по кромке его термощита, стал видим невооруженным глазом. Этакий иссиня красный георгин.
Еще через три секунды то же случилось и с корветом «03 Гумилев».
Тут же заверещала истеричная система термоконтроля. Караул! Сейчас обуглимся!
Более флегматичный борткомпьютер повел отсчет убывания толщины «бутерброда» спасительного термощита.
«Сорок один… сорок и пять десятых…»
«Тридцать девять… тридцать шесть…»
Чем тоньше щит – тем выше температура на обшивке.
«Двести шестьдесят градусов… Двести восемьдесят… Триста пятьдесят…»
«Если у меня такой перегрев, то что же там у идиота Прусакова? Вообще духовка?! Будет у нас Прусаков табака… Или, точнее, запеченный в фольге».