Письма к Людвигу и Софье - Торин Юрий

Юрий Торин

Письма к Людвигу и Софье

Предисловие

Автору хорошо известно, что никакого грузового порта (к югу от пролива), никакой железной дороги, равно как и дорог для автомобилей, а также телефонной связи в то время в том месте не было и в помине. Все несоответствия в воинских званиях, должностях, устройстве ведомств и т.п.  допущены автором, не ставившим целью создать историчное произведение, а лишь воссоздать язык и антураж. Атмосфера присутствовала сама собой, то есть, попросту была.

Рекомендуется к прочтению совершеннолетними. Дозволено цензурою.

Согласно Кодексу: сны, грёзы, а также плоды литературного вымысла не являются наказуемым деянием.

Любые совпадения с реальными прототипами и событиями имеют место быть.

Посвящается подлинному историческому лицу, моему прапрадеду, инженеру по строительству железнодорожных мостов, поляку из Варшавы, подданому Российской Империи, умершему в Тифлисе (совр. Тбилиси) от тифа, чей родовой герб был Корчак, который носили более 270 родов Польши, Литвы, Беларуси и Украины. Увы, мне уже неоткуда узнать даже его отчество. Его дочь Анастасия моя прабабка, была католического вероисповедания, как и он сам, и молилась Божьей Матери по-польски. Герб не наследую, так как у нас, славян, герб и фамилия передаётся только по мужской линии. Надеюсь, родня отыщется.

Светлая память инженеру Станúславу Силúцкому.

Письмо 1

Здравствуй, мой дорогой Людвиг! Не удивляйся, что я вдруг пишу тебе письмо, но я так долго не видел тебя, дружище, и кроме тебя никто не выслушает меня так внимательно и так молчаливо.

Здоров ли ты в эту жару? Грызёшь ли по-прежнему огуречные кольца и листы капусты? Дай-то Бог!

Мог ли я знать наперёд, что мне суждено будет снова приехать по службе в тот самый Таманский гарнизон, из которого я прошлой зимою под конец декабря ретировался с такой быстротою, будто за мной гнались неотвратимые Всадники Апокалипсиса?

Но всё по порядку. Началась эта история в конце апреля, на одной из улочек Ростова-на-Дону, на Малой Садовой. Было по-весеннему солнечно. Пробегая мимо ворот, я налетел на дюжего мужчину в белом, с папиросою в пальцах и в дорогой белоснежной шляпе.

 Ёбышки-воробушки!  рявкнул Константúнос (а это оказался именно он),  Станúслав, чёрт Таманский, совсем по сторонам не смотришь!

Мы обнялúсь и от души поздоровались.

Благоухающий Константúнос, окружённый клубами папиросного дыма, повёл меня в ресторан на Малой Садовой и пожелал знать последние новости:

 Где бы ещё встретились! Вот так да! Какими судьбáми, Станúслав?

Ты меня слушаешь, Людвиг?

Ну так вот, шляпа белоснежная висит на крючке, блестит бритая загорелая голова, глаз прищурен хитрó, я рассказываю, так мол и так, а здоровяк в ответ только смеётся и налегает на свиные рульки с острым перцем:

 Самое главное ты на службе! А на этих старых фармазонов не обращай внимания! Аншеф всегда такой был, Фурия так она вся из себя бухгалтер,

Графиня ягá малахóльная, Хуан Мадера высокомерный астеник!

Константúнос употребил к Мадере словцо посочнее, но не может же бумага всё вытерпеть! А он знай, на рульки с пивом налегает!

Есть за мной, Людвиг, манера одна: за что ни возьмусь так непременно надобно быть святее Папы Римского. Халтурить не могу, и чужой халтуры не терплю. Ну а под началом Его Превосходительства, сам знаешь, какова святость. Какая святость, такие и святые, со свиным рылом. В калашный-то ряд.

Штопор купил на блошином рынке. На кой чёрт он мне?

Письмо 2 (продолжение Первого)

Тамань. Вызван был в порт. Согласно уставу, оделся по форме. Жарища адова.

Добрался по именному пропуску. А там уж саженный Михаил-архангел в вицмундире настежь, рыжую шевелюру свою треплет:

 Покойников не боитесь? Анатомические познания имеются ли? А вéдомо ли Вам, что Превосходительство Ваше разлюбезное на волоске висит? Про покражу ящика с цветным финикúйским стеклом слыхали? Из античных погребений? Ещё нет? Упёрли стекло, прямо из штаба! Барон Суббота, начальник гарнизона допрошен! Фон Бéрлиз допрошен. Мимоходом все допрошены! Всякого чёрта, кто был в штабе, непременно допросим!

Третье отделение знает уже. Я Вашему аншефу никак не завидую!

И есть у Вас, Силúцкий такой, примерно, выбор

Останетесь там же сожрут. И кровь выпьют, не подавятся. Вы Фурию с Хуаном Мадерой знаете. Знаете, как не знать. Эти могут. Турецкий паспорт не предлагаю!

Пишите прошение о переводе в отряд Графини. То есть, э, мадам Цэ-Эр. Рядовым. Но! Свобода! Формально, над Вами теряют всяческий контроль и мадам Фурия, и Мадера. Он же Вино. Он же Беяз-Мурза по турецкому паспорту. Гхм.

Отныне Ваша забота скелеты и катакомбы! А теперь марш к Элоизе! Якорь ей в (последнее слово я уж не дослушал, времени не было). Так я покинул отряд, который и без того подлежал расформированию. Разумеется, жалование моё вскоре сделается более умеренным. Однако, поворот!

Письмо 3

Милый мой Людвиг, передавай привет нашей обожаемой Софье. Что с того, что ни ты, ни она не умеете читать и писать? Экие, право, пустяки! Зато я по-настоящему люблю вас, милые вы мои.

Итак, вообразите: первым человеком, кого я встретил на Таманской земле, оказался пресловутый фон Бéрлиз, он же (в прошлом) носитель прозвища «полковой дурачок Сандрó», бывший мой прошлогодний сосед и сослуживец, шпрéхавший по-немецки и изрядно развлекавший господ офицеров.

Конвульсивно подёргивая лицом, и всею долговязой фигурою, подкатывает ко мне этак сбоку, и заговорщически шепчет:

 Имею сообщить ценнейшие сведения!.. Только учтите наистрожáйшая тайна Полетят головы Я ни при чём Обер-офицеры подозревают барона Субботу Двоих штабистов сняли с Керченского парома, ищут ящик с финикийским стеклом Представьте моё затруднительное положение Ведь мне надобно сделать так, чтобы никто не обиделся Служу под началом самой Графини мадам ЦэЭр, мною сделались недовольны Со дня на день отбываю на Фанагорúю к Хуану де Мадере Это вряд ли понравится штабу, что я при Графине, но ведь и с нею надобно деликатно, она всё-таки девушка В прошлом! Квартирую в гарнизоне Субботы А в штабе такие замечательные люди!

Я его слушаю, киваю. Про себя думаю так:

«Езус Мария, ах, Сандрó, нет бы тебе заткнуть фонтан своего красноречия! Два рта тебе надобно: одним есть, другим разговаривать!». Ушёл наконец.

Со дня прибытия я поселился с обер-офицерами в каких-то бараках, напоминающих с виду конюшни.

Узнав сверху о моём переводе в отряд Графини, Его Превосходительство нервничал и грыз таранку:

 Жýчья! Где моя жучья?! Нынче мы тут, а завтра, глядишь, на Сахалине на каторге, вот в чём дело! Как на вулкане живём, никому веры нет, вот в чём дело! Из порта звонили, Фурия-госпожа звонила, и Графиня звонила тоже! Вот как я всем нужен! Раз уж наверху решили, то я тебя и не держу. У меня же никакого принуждения и тут же сверкает моноклем красный глаз, и скрючивается хищная лапа,  а так хотелось, вот в чём дело!

(Его больше заботят пятьдесят рублей, проигранные кому-то давеча в лото, и Мундиаль, на котором делают азартные ставки).

Есть ещё день, ещё могу выбрать квартиру, хвалят старый дом на берегу в два этажа. Прогуляюсь-ка я туда, разведаю обстановку.

Письмо 4

Жаль, что ты, Людвиг, не мужчина, а улитка из Африки, хоть и гигантская. Не поймёшь ты меня. Но слушай! Помнишь, как в прошлом году Боря-цыган меня в Таманском дворе под виноградом принимал? А точнее, часто отказывал, когда я справлялся о визите зарáне? А "гренадéра" Милославского и вовсе не звал ни разу? Так вот они, секреты: весь прошлый год в том доме в Тамани делалось всё, чтобы я с некой Ольгой даже не повстречался ненароком. Потому как цыган и сам на неё глаз свой цыганский положил. И даже с одним гусаром всерьёз соперничал, и меня, как возможную помеху держал подальше от этакого брильянта первой величины. И главное, уж и Боря-цыган не пойми где, а с Ольгой я всё ж познакомился! Случай тому виной. Уж больно хороши пляжи в этом захолустье! Будто мудрый Царь Соломон, старый Арон Борисович понимает толк в женщинах. Да ещё и умных, к тому же, взять хотя бы его протеже Анну-эмансипé, цумбáйшпиль, как немцы говорят Не то Ольга.