Это же джаз на костях прошептал Стасик; румянец схлынул с его щек.
Откуда такое богатство, хозяин? обернулся Саша к мужику, продувающему рюмки и протирающему их пыльной вехоткой.
Я здесь не хозяин, а всего лишь сторож. Можете кликать Генриховичем. А пластинки эти мне привез один опальный гэбист. Как старому джазмену, в знак уважения.
Вы джазмен? недоверчиво рассмеялся Саша.
А что, рожей не вышел?
Если на прямоту, то типаж не совсем тот.
А я ведь с Утесовым выступал. «Веселые ребята» видели? Да не таращьтесь так, выпейте лучше.
Ослушавшихся не было. Альберт, передернув кадыком, едва удержал крепкую в себе, Стасик раскраснелся с удвоенной силой, Володя выпил, как воду. Саша же швырнул в себя стопку и уже на вдохе нетерпеливо-недоверчиво спросил:
Это ж сколько хотите сказать вам лет? Семьдесят?
Точно не помню, но, может, и поболе, усмехнулся-отмахнулся Генрихович. А вы что, джазом интересуетесь?
Не интересуемся, играем! вставил Стасик.
Дай угадаю, ты барабаны мучишь, еврейчик пианист, главарь, которого от важности раздувает, на саксе. А ты? Сторож повернулся к Володе. Ты чьих будешь?
А я на танцах баян рву, отстраненно-печально протянул парень.
Занятно. Прямо клуб по интересам собрался. Генрихович налил еще по одной, но теперь выпил тоже.
Не боитесь, что вас за такую коллекцию прихлопнуть могут? Саша с нежностью провел пальцами по корешкам конвертов.
Никому не нужен ваш джаз. Ни партии, ни слушателям, ни вам самим. Вижу, как смотрите на масти мои и наверняка напридумывали, что меня за антисоветскую музыку на севера сослали. Ну, это теперь мода. Похлеще джаза. Только от саксофона до ножа я дошел сам. Неуловимым движением Генрихович выхватил из-за пазухи небольшую финку. Видал? То-то же. Но вы ведь не грабить старика пришли?
Нам бы такси или дорогу к метро Стасик опять сменил цвет лица.
Не ездят сюда такси. Выйти без меня, пожалуй, тоже будет затруднительно. А я, пока дежурство не сдам, отсюда ни ногой. Пересидите до утра, а по светлому авось выпетляем. Сейчас там ни зги и наверняка уже снег.
Июль месяц на дворе, какой снег? возразил Саша, но почему-то непроизвольно поежился.
По лицам товарищей было видно, что они не будут возражать. Что не хочется им в безвыходную темноту, а хочется только тепла этой странной комнатки, бодрящей «охотничьей» и музыки, которая тихо играла у каждого в голове. Сторож, как будто не заметив Сашиного несогласия, продолжил.
А чтобы не заснуть, можем байки травить. Страшные. И про музыку, конечно. Раз мы тут сплошь джазмены.
Может, поставите что-нибудь из коллекции лучше? боязливо попросил Альберт.
Не поставлю и вам не советую. Но пусть это будет началом моей истории. Все-таки положено, как принимающей стороне, рассказывать первому. Вы присядьте, а ты, деловой, угости папироской.
Генрихович протянул руку к извлеченному Сашей из кармана «самцу», отломил фильтр, прикурил от своей спички и заговорил.
* * *
Дело было во времена расцвета истории с «джазом на костях». Один паренек, у которого не было знакомых врачей и, видимо, ума, решил собрать свою фонотеку весьма экзотическим способом. Он ходил на рентген. Записывался к хирургу, поочередно жалуясь то на ногу, то на руку, то на позвоночник. Потом бежал на толкучку, где на его же костях за дополнительную плату ему нарезали музыку. Время тогда другое было. Хочешь играть джаз играй, но вот достать пластинки Это теперь ваши папаши их из-за бугра чемоданами прут
Одним словом, когда паренька просветили буквально со всех сторон, врач догадался, что дело нечисто, но глубины аферы представить себе не мог. Тогда юный меломан принялся ходить по зубным да по флюорографиям, наконец стал выпрашивать снимки у друзей и коллег после профосмотра. А потом заболел. Тяжело. Буквально сгорать начал. Лежал только да одну за другой слушал пластинки сил переворачивать и опускать иглу пока хватало. Но никакой жалости к себе у него не было. Для паренька произошедшее было абсолютно естественным ходом вещей он уплатил по счету самым дорогим за самое дорогое.
В один день по слабости своей забыл он вытащить кипятильник из розетки. Вода выкипела, кружка перевернулась, и случился пожар. Каким-то чудом паренек все-таки проснулся, огляделся и понял, что снимки с его внутренностями, с музыкой, которая была важнее всяких внутренностей, горят. Плавятся, стекают с полок, собираются в лужицы на полу. Не смысл его жизни, а сама его жизнь ведь каждый снимок понемногу высасывал из него здоровье.
Паренек, конечно, вместо того чтоб пожарных вызывать, бросился жар из огня таскать, да все зря. Пальцы его облепляла, обжигала до кости вязкая пластмасса, застывая неснимаемой перчаткой. С верхних полок текло на голову и плечи. Отчаявшись, он бросился в двери и тогда заметил, что последняя пластинка осталась на патефоне. Негнущимися пальцами паренек аккуратно снял ее, спустился по лестнице, сел на засыпанную снегом лавку и закричал так, что весь дом проснулся. А потом умер, баюкая на груди уцелевшую пластинку. По-хорошему, их бы вместе похоронить, но вмешался случай.
Не знаю, кто именно посмел у мертвеца из пальцев вытащить «кости». Скорее всего, загулявшая шпана или запасливые соседи. Знаю одно пластинку приберегли для случая, как редкий трофей, и поставили на какой-то пьянке. Той же ночью случилась поножовщина, один погиб. На следующий день девчонка из той компании с моста сиганула. Еще одного хлопца в психушку увезли. А тем временем пластинка пошла по рукам. И след за ней. Недобрый.
Благо чекисты у нас не дремлют, по своей биографии знаю. Опросили они этих беспредельщиков, один другого безумней, и каждый пластинку ту самую упоминал. Только вместо музыки, говорят, на ней был крик нечеловеческий, истошный записан. И всякий, кто этот крик услышал, хоть краем уха, никогда больше от него отвязаться не мог ни днем, ни ночью. Россказням страшным никто, конечно, не поверил. Конфисковали пластинку. А так как мы при материализме живем, нашелся один капитан, который решил всем продемонстрировать свое презрение к этой легенде. Надо рассказывать, что дальше было?
В конце концов попала пластинка к моему знакомому гэбисту. Руководство же не на шутку возбудилось. Под этим соусом объявили войну «джазу на костях». Из суеверия ли, из прагматических соображений не суть. Так у моего знакомца целая коллекция образовалась. И вот она здесь. Хотите фокус?
* * *
В абсолютной тишине Генрихович подошел к шкапу и, порывшись, извлек отдельный коробок, оттуда конверт, а из него «кости». В два шага он оказался у граммофона и накинул пластинку. Игла опускалась мучительно медленно, пока в последний момент не уперлась в Сашину ладонь. Парень скривился и аккуратно отвел иглу в сторону; на ладони выступила капелька крови.
После ваших историй, товарищ Генрихович, что-то совсем слушать перехотелось.
Хорошую, выходит, я историю вам рассказал, ребята. Напужал. Но я сам не безумный. Сторож блеснул фиксой. Эта проверенная. Впрочем, как хотите. Кто следующий? Он обвел взглядом притихших ребят.
Стасик безостановочно, словно пытаясь затереть грязные пятна, наглаживал колени, Альберт хлопал длинноресничными глазами, Саша нервно облизывал ладонь; один только Володя сидел, равнодушно глядя в бездну шкапа. Генрихович разлил поровну остаток «охотничьей» и выпил, никого не дожидаясь. Потом встал, закрыл шкап на замок и спрятал ключ за пазуху, к финке.
Но учтите, я ж вам как сознательным комсомольцам, по секрету все говорю. Сторож приложил палец к губам и свел брови на манер женщины с плаката «Не болтай».
Нет, это все какая-то ерунда, уж простите. Саша вскочил с лавки и, забыв выпить, зашагал между ящиков.