Немного успокоившись, Наху тихо произнесла:
Моя мать сказала, что в храм приехали чужие люди.
"Уже! Так скоро!" в отчаянье я чуть не крикнул, но я не хотел, чтобы мои друзья жалели меня. Я надеялся, что Боги услышат мои молитвы и оставят меня здесь и прикажут помогать Сетху. О, как бы я был тогда доволен и благодарен им!
Мы уходили с поля, где через два дня на одной его половине будут сеять ячмень, а на другой пшеницу-двузернянку. Я держал за руку Наху. Мне было хорошо, но и немного грустно.
Наступил решающий день! Но не только для меня, а для многих моих земляков. На смотре собрались все хемуу нисут нашего храмового хозяйства. Распределению подлежали юноши, которые в этом году стали совершеннолетними и совсем старые, немощные работники. Люди, которых послал к нам сам фараон, нас, молодых заставили показывать всё, чему мы научились. Нам пришлось бегать, прыгать, состязаться в борьбе. А они отмечали, кто лучший, записывали имена. Потом с нами беседовали, в заключении мы должны были показать, как освоили какое-нибудь ремесло.
Мой отец работал в мастерской, где вырезали из дерева разные изделия для нужд храма или на обмен на рынке. Над каждой вещью трудились несколько ремесленников: один готовил бруски; другой переносил на них рисунок; третий срезал и отпиливал всё лишнее, делая заготовку; четвёртый вырезал скульптуру, статуэтку, ложку, в общем, то, что нужно. А уж пятый полировал и доводил вещицу до совершенства в соответствии с принятыми канонами. Я сызмальства помогал отцу в мастерской и мог рисовать и выпиливать, вырезать и полировать. Но в глубине души я мечтал стать жрецом. Мне хотелось проникнуть в тайны мистерий, быть таким же мудрым как жрец Сетху. Он не был главным жрецом нашего храма, но я знал все прислушиваются к его словам.
И вот наступил срок, и представители фараона должны были объявить своё решение. Нас всех собрали опять. От волнения мои ладони стали мокрые, а сердце учащённо билось. Что меня ждёт? Что они решат? Кто из нас с этого момента и до конца жизни станет ремесленником? Жрецом? Землепашцем? Работником шнау? Пастухом? Садовником? Огородником? Рыбаком? Птицеловом? Кравчим? Воином? Певцом? Танцором? Музыкантом? Брадобреем? Учителем?
Я слушал о других не совсем внимательно, со страхом ожидая, когда назовут моё имя. Девятнадцать человек назначили воинами и забрали в войско. Старого дедушку Гамеха перевели из землепашцев в привратники в соседнее храмовое хозяйство
Тапет, сын резчика Хевера назначается рисовальщиком и резчиком в царскую мастерскую, обслуживающую фараона!
Уехать! Уехать так далеко от родных, от Наху, от Сетху! Слёзы неудержимо полились из глаз, но не только моих. Плакала моя мать и Наху, ведь нам предстояла разлука. Глаза отца тоже увлажнились, но не только от скорого расставания, а и от гордости за сына.
Я пришёл к Сетху прощаться.
Как несправедливо! Зачем должен ехать я?! Разве здесь резчики не нужны? сквозь слёзы бормотал я.
Тапет, сынок, успокойся ты же разумный мальчик. Нет, теперь ты уже мужчина, будешь жить самостоятельно, и отвечать за свои поступки. Первое время тебе будет тяжело, одиноко без родителей и близких. Потерпи. Я знаю, что ты мечтал стать жрецом. Но пойми, то, что человек хочет, не всегда следует делать. Богам виднее.
Но распределяли не боги, а люди! возразил я.
Они исполняют волю фараона, а он наместник богов. Перераспределять работников царства это мудрое решение. Люди назначаются на те работы, которые ими лучше выполняются, и на которые у них есть сила и умение. Это делается исходя из нужд царства, то есть, кто и где наиболее нужен. Благодаря ней в стране сохраняется порядок: возделываются поля, строятся дороги, возводятся постройки, прославляющие фараона и нашу родную страну.
Но Сетху, разве плохо станет, если работы будут выполнять только те, кто именно хочет их делать?
О, мой мальчик, ты ещё молод и не знаешь, что есть люди, которые совсем не хотят трудиться и их немало.
Но, если они не будут работать, на что они купят или обменяют еду? Как они прокормят себя и семью? Как они получат масло, которое спасает от палящих лучей их кожу? Где возьмут одежду? Где им спать?
Поэтому в стране Кемет все работают, все и богатые, и бедные имеют и выполняют свои обязанности. Тапет, не воспринимай своё назначение как наказание, только как разлуку с твоими родными и близкими. Ты умный и способный мальчик, и слуги фараона это поняли, поэтому и выбрали тебя. Из всего нашего хозяйства только ты удостоился этой чести. Ты будешь работать на фараона и на изделиях сможешь вырезать своё имя. Если тебя будет уважать и ценить начальник за твоё мастерство и прилежание, то, возможно, разрешит навестить своих родителей и своего старого друга, Сетху обнял меня, его стриженная и умащенная маслом голова склонилась мне на грудь, по старым и сморщенным щекам текли слёзы.
Я тоже плакал. Сетху относился ко мне, как к сыну, и теперь я должен его покинуть, быть может навсегда, так же, как и своих родных и Наху. Мне почему-то казалось, что встретиться с ними уже не удасться. Было грустно. Что меня ждёт? Кого я там встречу? И ещё огорчение приносила моя несбывшаяся мечта мне уже не быть жрецом"
О дальнейшей судьбе Тапета мы можем лишь догадываться, потому что оставшаяся нерасшифрованной часть папируса настолько хрупка, что рассыпается от прикосновения, да и знаки там практически не видны.
4, 5 мая 1999 г.
Древняя Греция
Переселение
I. Взрыв сверхновой
В горах Северной Греции дорийские племена пасли скот. Никто, ни они, ни их соседи уже не помнили, откуда они пришли. Многие их поколения кочевали среди этих невысоких гор покрытых густой кроной акаций и каштанов, могучими платанами и стройными соснами. В тени деревьев совершенно не ощущалось знойное дыхание летнего солнца, а зимой они спасали от порывов ветра. На склонах и в долинах росла сочная трава, а кое-где и дикие злаки, которых вдосталь хватало на корм табунам и стадам. И если бы эти мирные кочевники, некогда поселившиеся в северных горах, продолжали дело предков, не помышляя испытывать свою судьбу и спуститься с гор, история Древней Греции была бы иной.
На горную страну Эпира опускалась ночь. Фессалийцы, ветвь феспротического племени, так же как и их соседи, дорийцы в небольших домиках укладывались спать. А в верхней долине реки Ахилой табунщики, расположившиеся возле догорающих костров неспешно доедали ужин сырные лепёшки и жаренные каштаны, запивая их конским молоком. Никто из них не заметил, как одна едва заметная звёздочка вдруг ярко вспыхнула, её сияние всё усиливалось и усиливалось, а потом она также неожиданно исчезла, растворилась в космической мгле. А через несколько дней опять же никто не обратил внимания на солнце, да и зачем. Оно было ослепительно, как и прежде, вот разве что стало жарче, чем обычно и у многих болела голова, да кто будет придавать этому значение за каждодневными хлопотами.
Мирные и трудолюбивые фессалийцы и дорийцы не знали, не могли знать, что на Солнце бушевала буря. Его огненные недра клокотали, образуя всевозможные завихрения, они как воронки втягивали внутрь его пылающую поверхность, которая пестрела тёмными пятнами-провалами. Гигантские языки пламени-протуберанцы, длиной в сотни и тысячи километров извивались в солнечной короне и норовили оторваться в своей бешенной пляске от светила. И вот по раскалённому лику Солнца пронеслась огненная рябь, перемешивающая вещество его поверхности, закрывая тёмные пятна и открывая новые, которые беспрестанно пульсировали. И вдруг солнечная корона заколыхалась, будто от встряски, и огромный кольцеобразный протуберанец резко выпрямился с такой силой, что оторвался и понёсся прочь от Солнца, превращаясь в солнечный ветер. В своём стремительном беге поток его частиц достиг Земли и хлестнул её поверхность, словно гигантский кнут. Невидимый и неслышимый удар пришёлся на Северную Грецию, где обитали фессалийские, беотийские и дорийские племена, и которые почти ничего не ощутили, но этот удар породил энергию в ещё не родившихся детях, которой хватит на многие поколения.