Знаете что, Елена Павловна, серьёзно сдвинув брови, произнесла девушка, я не в курсе про все ваши коммерческие тайны, но вы с Иваном Юрьичем меня в них втянули, и я имею право знать, что происходит! Кто все эти люди, что им от меня надо, и почему мы сейчас прячемся? она чуть запнулась под неприязненным взглядом секретарши и добавила: Я вам, конечно, благодарна за помощь и защиту, и, честно говоря, не ожидала. Особенно после Действительно, спасибо вам. Но я должна знать, чего мне опасаться, и куда вы меня втянули!
Соколова смерила её насмешливым взглядом, а затем жёстко сказала:
Тебе никто ничего объяснять не обязан, девочка. Эти дела тебя не касаются, и знать о них тебе не надо. А надо сидеть и не высовываться, пока мы тебе не скажем, тебе понятно?
Но я хотела было возразить Маша, но секретарша перебила её:
Я всё сказала! А ты, раз поела, отправляйся наверх и спи. Всё равно делать больше нечего тебе, так что не маячь. Небось, упахалась за последние дни вот тебе возможность. Отсыпайся!
Возразить было особо нечего, девушка понимала, что, даже несмотря на тонкий намёк на заботу в словах начальницы, выхода у неё нет она в плену. Идти некуда, поэтому проще подчиниться. Пока её хотя бы не трогают и обращаются более-менее деликатно.
Зябко поёжилась и встала, чтобы идти в комнату. Время уже далеко за полночь, день был длинный и выматывающий, поэтому поспать на данный момент будет очень кстати. Да и, в любом случае, сейчас она ни на что не годна, если так посудить, а выспавшись, глядишь, и придёт идея, как унести ноги от этих странных людей.
Поднялась по лестнице, зашла в комнату, ещё раз поёжилась в сырой прохладе не до конца протопленного помещения и полезла на кровать. За окном шумела вьюга, наверное, всю дорогу засыпало так, что до утра не расчистят. Маша смотрела в едва светлеющий прямоугольник, пытаясь согреться под толстым одеялом. Снежинки кружили, бесслышно налипая на стекло, но их тут же сносил ветер, уже начавший рисовать узоры внизу, где с противоположной стороны собирались белые валики. Мороз крепчал. Действительно, к чему запирать её, если тюрьмой для неё стала зима? И эти узоры на стекле прочнее любой решётки.
Маша не выдержала, всхлипнула, понимая, что последняя ночь декабря уже на исходе, и тот, кого она ждала целый год, может уже не успеть прийти. Сон, предчувствие, суженый, как сказала та сумасшедшая тётка из метро? Кто он? Этот таинственный парень. Именно Он родной. Лисицкий или нет, как узнать? Тем более, если она не знает его лица лишь помнит голос и цвет волос. Пылающих золотым пламенем, такие редко встречаются, особенно у парней, которые чаще стригутся коротко, что не разглядеть. Говорят, у рыжих нет души. Но что это, если не Его душа, приходит к ней, чтобы повидаться?
Где же ты? Прошу, найди меня. Забери меня отсюда прошептала она, всхлипнула ещё раз и, постаравшись выбросить все мысли из головы, закрыла глаза и, перед тем как заснуть, с отчаянием взмолилась про себя, чтобы ей приснился Он
8. Предрассветный сон
Последняя ночь декабря была на исходе. Последний шанс увидеть Его, и отчего-то Маше казалось, что ей жизненно необходимо сегодня с ним встретиться. Будто это последний раз, и больше она никогда не найдёт его, если
Что «если», она не знала, но рвалась во сне изо всех сил, пытаясь докричаться. Звала его по имени, хотя сама не понимала, какое оно? Но точно знала, что только Он может отозваться на её отчаянный призыв.
И он отозвался. Пришёл, уже под утро, когда Маша, то и дело просыпающаяся от волнения и засыпающая опять, отчаялась, смирившись с потерей. Будто снежной периной одинокую ель, окружил тёплыми объятьями, даря наконец-то успокоение.
Я рядом, я с тобой прошептал такой родной и любимый голос, и Маша ощутила палец, коснувшийся губ.
Он провёл им, поглаживая бархатистую кожу, а затем обдал жаром дыхания и, задев длинными золотистыми волосами её щёки, приник поцелуем. Мягко прижался, но выдох сорвался, и он, порывисто охнув, захватил её губы своими, словно пытался напиться перед тем, как исчезнуть. Она ответила на поцелуй, чувствуя, как колотится в груди сердце и мурашки поднимаются от живота к шее туда, где влажно и нежно касались его губы.
Всхлипнула, когда он, как всегда, разорвал поцелуй, но в этот раз не услышала его отдалённый болезненный рык разочарования совсем близко раздался приглушённый смешок, и локон волос, поднятый выдохом, погладил её щёку. Холодный палец вновь коснулся её губ, а рука, зарывшаяся в волосы, продолжала нежно поглаживать голову, согреваясь от её кожи.
Не уходи смаргивая слёзы, едва слышно взмолилась она сквозь сон, чувствуя, что уже просыпается, и понимая, что всё кончилось.
Но прикосновение не исчезло. По волосам, затем по щеке костяшками, подушечкой пальца по носу и опять по голове ласково, будто не он сейчас целовал её с жадностью и горящей изнутри страстью. Надрывно нежно, даже будто боясь дышать.
Открывать глаза не хотелось, Маша чувствовала, что уже проснулась, но истома ещё нежила её тело, и девушка думала, что лишь она задерживает видение. Но вот, лёгкие наполнились воздухом глубже, по коже пробежалась зябкая дрожь, и Маша распахнула веки. И тут же чуть не закричала, увидев в предрассветных сумерках тёмную фигуру над собой. Кто-то присевший на кровать держал одной ладонью её лицо, а второй опирался на подушку, склонившись почти нос к носу. Она смогла разглядеть лишь длинные волосы, опавшие прядями по двум сторонам от скрытого их тенью лица сидящего, и широкую кривящуюся улыбку.
Видя ужас в её глазах, фигура поднесла палец к своим губам, приказывая молчать, но едва пропавшая улыбка выползла вновь ещё плотояднее. Пахло морозом, чуть бензином, табаком и совсем немного перегаром. Настолько, чтобы можно было различить, но ещё не чувствовать дурноту и отвращение.
Сидящий отнял палец от своих губ и не удержался, легонько стукнул её по кончику носа, а улыбка на миг сильнее обнажила зубы. Проказливая такая, будто школьник шалость затевает. Маша не успела что-то у него спросить, да и со сна соображалось плохо, тем более что час ранний, а легла она поздно. Поэтому девушка молча наблюдала, как фигура встала, возвышаясь над её кроватью, как-то неловко сгорбилась, будто по привычке ожидая, что стукнется башкой о потолок, и стала наматывать волосы на кулак, чтобы спрятать их под тёплый капюшон.
Лица Маша так и не увидела гость стоял напротив окна, но, судя по суетному тяжёлому дыханию, поняла, что парень возбуждён. Не в том смысле, в котором была возбуждена она сама, едва проснувшись после сладкого поцелуя в своих видениях, а в смысле, что чувствовался какой-то азарт в его действиях. Он запаковал голову, резко дёрнул шнурки, завязывая капюшон на манер полярника, а затем стащил с шеи очки на резинке, надел сверху на капюшон, оттянул и выпустил, чтобы они сели на глаза. Тут же ойкнул, отшатнувшись из-за ударивших лицо очков, и тихо, но озорно выматерился.
Маша пыталась понять, что происходит. Уже осознала, что это не Игорь, и уж очевидно не Елена Павловна, а значит кто-то посторонний, кто-то только что с улицы, судя по свежему запаху и ледяным рукам. Но и на того волко-ежового Олега гость не смахивал. Можно было бы, конечно, ещё версий перебрать, но почему-то Маша всё больше подозревала, что это тот самый долговязый грубиян в маске лиса больно похож. И отчего-то это вселяло надежду.
Особенно потому, что слишком уж он напоминал по телосложению и повадкам мечту, что приходила во снах.
Тем временем гость уже поправил криво севшие до этого очки, плавно поднял палец к губам ещё раз, а затем сделал пару шагов к Маше и принялся сгребать её с кровати вместе с одеялом.