Вновь вдыхаю неприятный аромат и отвлекаюсь от поиска душ хотя бы на секунду. Прошло уже очень много времени, я свыкся с мыслью, что я никто, зовут меня никак, и что еще минимум несколько тысячелетий я буду вынужден маячить на виду в мире людей, предлагая сделки. Печать иногда невыносимо жжет, горит, словно кто-то специально меня подгоняет, напоминая, что не является самым терпеливым существом на земле.
Но осталось немного, я в этой гонке за тем, что принадлежит мне по праву, за собственными силами, уже более сотни тысяч лет, и за это время преуспел во многом. В живописи мне нет равных, пою как херувим, но самое главное это замечательная трехзначная цифра. 975
Да-да-да, вы все правильно поняли, именно столько душ я уже наскреб, так долго мучился, практически сошел с ума в один момент, но все же, они у меня.
Двадцать пять, всего двадцать пять, да если сравнить с тем, что я уже собрал, это просто сущий пустяк.
Сбрасываю пепел и иду в душ. Как не странно, демонам тоже надо иногда мыться, пахнем мы не розами, а скорее их гниющими стеблями. Вода остужает меня, позволяет мыслить здраво, ведь за прошедшие века я стал ощущать себя другим, но мне никак не удается понять первопричину. Я болен? Головой? Телом? Или всем и сразу?
Вечерами моя собственная душа мечется в моем теле, заставляет обливаться потом или видеть кошмарные сны. А знаете, что самое ужасное, раньше я не видел снов, да никто из темных их не видит, мы занимаемся снами, мы их придумали, мы посылаем кошмары в сладкие сновидения людей, чтобы подпитываться их страхами. А сейчас что, я страдаю от своего яда, горю в собственном огне, убит выкованным в моей же кузне
мечом. Называйте это, как хотите.
Разберусь с этим после финальной жатвы, сейчас не время утопать в своих эмоциях, говорю я сам себе, ложась обратно в кровать, протирая рукой пепельные волосы, и закуриваю еще одну сигарету, чтобы вновь отвлечься.
Двадцать пять душ, и мой брат узнает, каков на вкус мой личный сорт пыток.
Часть 3. Такое шаткое равновесие
Земля, 138 тысяч лет после изгнания людей, 998 собранных душ.
Так-так-так, вдыхаю сухой, горячий воздух Иерусалима, поправляю затянутую на поясе белоснежную тунику и шляпу, которую втюхал мне торгаш на подходе к вратам города.
Не просто так меня сюда занесло, не на экскурсию, да и не празднование еврейского дня "Пасха". Всему виной этот манящий запах девственно чистой душонки одного из жителей али гостей города.
Я нагнал человечишку еще в далекой от Иерусалима деревушке, даже заключил сделку, но меня нагло и по-людски глупо надули. Как только я исполнил просьбу худощавого паренька с липкими патлами, он моментально смылся. Вы можете себе представить? Просто рванул в толпу, петляя между кривыми улочками. И черт подери, у меня не получилось его догнать.
Видать, теряю хватку, но просьба парнишки была более чем необычной, я даже на секунду потерял дар речи, да что уж секунду. Мое выражение лица так и застыло в немой истоме, а губы глупо подрагивали, когда его наглый рот произнес это.
Хочу, чтобы меня считали сыном Божьим, ну и в добавок несколько чудотворных навыков, для правдоподобности, как сейчас помню его безобидный взор и наглые слова. Такая сделка заставила меня усомниться. А точно ли его душа полностью принадлежит свету, может произошла какая-то ошибка? Но нет, искра пылала ярче всех прочих, но носивший ее человек не был святым.
И тут я понял, что поистине безукоризненные души не подвержены осквернению, каким бы мудаком ни был их носитель. Что ж, это забавно, ведь до этого мне попадались лишь чистые святоши.
По рукам, будешь превращать воду в вино и ходить по воде, идет? выхожу из своих глубоких раздумий, пока Джус, как звали паренька, безобидно поднимает пыль носком своей сандалены.
Конечно идет, как-то совсем по-демонски скалится Джус, протягивая мне руку для заключения нашей с ним сделки.
Договор скреплен, я уже практически щелкаю пальцами, чтобы взять свое, и тут мой нос, глаза, рот, да МАТЬ ВАШУ все начинает пылать, гореть, чесаться.
Это малолетний ублюдок выкинул свой фокус, окутав меня каким-то перцовым облаком. Проклятье! Я точно теряю хватку, а вместе с этим и статус архидемона, о котором уже все позабыли.
И искал я его. ЗЛОВОНЬЕ ГИЕНЫ!!! Пятнадцать с лишним лет. Каким-то образом ему удавалось ускользать вновь и вновь. Лишь благодаря слухам о чудесном Джусе сыне Божьем, и его запаху я теперь стою здесь, на улицах Иерусалима.
Мимо меня проплывают люди в различных одеяниях, от порванного тряпья, до вышитых золотом плащей.
Ох уж эти классовые различия, страдания бедных, роскошь богатых, усмехаюсь я, идя вслед за толпой. Обычно лишь казни, пытки или театральные представления собирают столько зрителей, и я очень, очень надеюсь, что это первый вариант из списка. Да, подобному рвению к зрелищам вы обязаны демонам.
И вот мы выходим на центральную площадь. Все тот же песок под ногами, смеси запахов из каждого переулка, и, возвышающееся над всем этим, деревянное лобное место.
Ух, видимо, я угадал, потираю ладошки, готовясь увидеть реки крови. Но вместо этого я вижу трех преступников, которых выводят на помост, а вслед за ними идет Прокуратор вместе со своей стражей.
Пожилой мужчина с золотым венком в волосах развернул длинный свиток, начиная зачитывать текст.
«За преступления совершенные против Иерусалима. За преступления совершенные против народа. За преступления против Рима, против Цезаря. Вы приговариваетесь к распятию на кресте»
Скучно, нудно, неинтересно. Распятие, серьезно? Давно можно было придумать нечто более изощренное, подобные пытки не в моде уже как пару тысяч лет. Ну да ладно.
«Но. Согласно нашим древним и несгибаемым законам и традициям один из вас будет помилован»
Я уже перестал слушать, мои глаза зацепились за искорёженное, избитое лицо и все те же грязные волосы.
Проклятье рычу себе под нос, наблюдая за тем, как помилованного везунчика отводят в сторону, а остальных, включая мою цель, уводят прочь, на холмы, где уже специально к Пасхе установили кресты.
Я, не торопясь, бреду вслед за толпой, которая медленно расходится. Кто-то теряет интерес, кто-то спешит по делам. Мне не хочется привлекать внимание ни людей, ни падальщиков, которые легко могут увести душу, пускай контракт и останется за мной.
Стоит жара, окружающие обливаются потом, стражники преют в доспехах, но изредка продолжают взмахивать железным кнутом, подгоняя смертников.
Шли мы долго, под крики воронов и грифов, птицы давно наточили свои клювы до остроты, чтобы выклевывать печень и остальные органы с неистовой силой.
Я, не моргая глазом, смотрю, как руки Джуса приковывают огромными, поржавевшими гвоздями к дереву, как он корчится от боли, когда его ноги отрываются от земли, а худощавое тело остается висеть на кресте, истекаемое кровью и потом.
Быть сыном Господа оказалось не так весело, да? скалю зубы, но все же чувствую легкую, практически невесомую жалость к этому человеку, которому досталась не лучшая судьба.
Я так и просидел на соседнем камне, наблюдая, как солнце иссушает его губы, волосы липнут ко лбу, рассудок медленно покидает его голову. Вижу подходящего стражника с золотым копьем, понимаю, что дни Джуса сочтены, и пришло мое время.
Подхожу к центральному кресту, медленно касаясь центра живота. Душа податлива, светла, радостно идет ко мне на встречу, а после утопает в моей копилке, отсчитывая 999 сделку.
Прощай, полагаю, годы жизни с душой и меткой сына Божьего прошли сладко, отсалютовал я ему, параллельно кивая подошедшему стражнику. Отворачиваюсь и ухожу прочь, слышу за спиной хлюпающий звук, с которым острие входит под ребро и пронзает сердце.