Один вздохнул с разочарованием, и оба они вернулись к прежней беседе. В политике я не силен, оттого решил пройтись.
Вышел из палаты и оказался в длинном темном коридоре. По обе стороны стояли лавочки, а на них то там, то здесь сидели больные с посетителями. Пациенты выглядели помятыми от долгого лежания, одежда на них незатейливая домашние костюмы, халаты, треники. А посетители сидели, слегка подавшись вперед, и с сочувствием смотрели на них. Всем своим видом показывали глубокое сопереживание и тщательно скрывали желание уйти поскорее.
Мне ненароком вспомнились долгие посиделки с бабушкой в больнице. Мама собирала меня и тащила туда, чтобы потом оставлять скучать на лавочке. Я ковырял потрескавшиеся края, пока она с лицом матери Терезы проникновенным голосом расспрашивала больную о ее состоянии. И изредка пихала меня локтем, чтобы я тоже что-то пробурчал. В эти моменты я совсем не любил бабушку. Она так долго и нудно рассказывала о всяких неинтересных вещах, что я представлял, будто это совершенно чужая старуха. Ведь не могла она быть той, которая всегда улыбалась, готовила самые вкусные пирожки, чьи руки были теплыми и ласковыми. Бабушка играла со мной в шпионов, создавала укрытие для наблюдения за котом. А эта чужая старушка пахла лекарствами и совершенно не интересовалась войной с четырехлапым захватчиком. Вскоре бабушка умерла, а я вырос таким же лицемером, как и все.
Дойдя до середины коридора, где находился дежурный пост, я увидел за стойкой медсестру и стал ее незаметно разглядывать. Молодая, но уже замученная и уставшая. Она сидела и заполняла бумаги, лишь изредка поднимая голову. Но ничего не происходило, и она с равнодушным лицом возвращалась к своему занятию. Я двинулся дальше. Мое внимание привлек женский силуэт, выделяющийся на фоне единственного окна. Она стояла, вытянувшись струной. Ее пальчики, вцепившиеся в голубую раму, побелели от напряжения. Я завороженно смотрел на эту худощавую фигуру в мешковатой одежде и перебирал в голове различные варианты событий, которые могли ее привести к этому окну. И вот как только мне показалось, что я поймал мысль, зазвонил телефон, и волшебство рассеялось. Манящая идея покинула меня, девушка обернулась и посмотрела с укором. Я поднял трубку и покинул свой пост.
Друг, ну и бардак у тебя. Аня, конечно, всегда подмечает такие вещи, но тут даже я заметил.
Уж прости, я гостей не ждал, слегка раздраженно буркнул я.
Слушай, давно пора тебе обзавестись женщиной, хоть порядок будет дома. Ладно, ты бы гулящий был, я б молчал. Но у тебя ни временной, ни постоянной. Жаль, ты левую руку повредил, глядишь, если бы правую, процесс бы сдвинулся с мертвой точки.
Я засмеялся, но как-то не весело. Возможно, все дело в том, что он прав, я действительно одичал. Порой, бывает так одиноко, что хоть на стену лезь. Но я слишком горд, чтобы в этом признаться, даже близкому другу.
Вот выйду из больницы и займусь личной жизнью.
Да-да, говорят, за каждым падением следует подъем.
Или подкол от старого друга.
Не такой уж я и старый. Ладно, давай по делу, вещи собрал, буду у тебя через час.
Спасибо, милый друг!
Так и быть, захвачу подруг, раздался его звонкий смех. Всё, давай, мчу.
Я сунул телефон в карман, вернулся в палату и задумался: «Куда я так спешил?»
Я редактировал местную газету «Дни Рязани», выдохшуюся еще лет двадцать назад. И для меня, и для остальных сотрудников не было секретом, что она существовала совершенно для других дел, не имеющих отношения к журналистике. Так сказать, фасадное предприятие. Это «болото» рассматривалось временным пристанищем, но, как все временное, стало постоянным. Сначала я еще верил в собственную ложь, что сейчас получу опыт и приступлю к реализации далеко идущих планов. Потом, проработав полгода, стал рассылать свое резюме в качестве редактора издательствам. Когда же отказали во всех приличных местах Москвы и Рязани (да и в неприличных тоже) я сник. Все фантазии и планы медленного и верного движения к Олимпу рухнули. Мне остались рутина и страх, что эта лавочка рано или поздно прикроется.
Женя пришёл чуть позже, чем я рассчитывал, так что времени впасть в уныние хватило. Все планы не заражаться местной хандрой пошли прахом. Мне хотелось нудно ныть на тему своего самочувствия, но, едва я открыл рот, Женя усмехнулся:
Тебя что, бабки в коридоре покусали? Ты вот смотри, если будешь нюни распускать, я к тебе ходить перестану. Голова цела? Ноги, руки целы?
Я жестом намекнул на бестактность вопроса, слегка приподняв гипс. Он звонко рассмеялся.
Прости, фломастер для автографа забыл. Это перелом и только, месяц в гипсе, и ты как новенький.
Я, возможно, работу потерял.
Вот и отлично. Давно пора потерять эту работу, скривился он. Можешь здесь сидеть и жалеть себя. Но мы с Аней давно говорим: отредактируй свои сказки, а если дело не выгорит, ищи нормальную работу, чтобы зарабатывать, а не штаны просиживать.
Они не готовы.
Так сделай их готовыми. Ленка, вон, в восторге каждый раз. Не всем же писать великие романы. Пиши, что умеешь. Я вот накладные пишу, но пишу же.
Он посмотрел мне в глаза и, помолчав, протянул:
Ладно, твое дело. Смотри, что Аня наготовила.
Он всучил пакет. Желудок скрутило, но в этот раз не от тошноты, а от голода. С самого утра во рту не было ничего, кроме зубной пасты и рвоты. Трясущимися руками схватил термос, я был уверен, что там куриный бульон. Классическое блюдо для всех больных и, по счастливой случайности, единственный суп, который я признаю. Аня знала это, как еще кучу мелочей про каждого из нас. Порой мне казалось, что мы недостаточно внимательны к ее таланту. Однажды я стал так возбужденно расхваливать жену друга, что чуть не поплатился головой. После скандала Женя заключил, что мне просто не хватает женского внимания. И теперь это стало его крестовым походом, ведь мы оба знали, что он окончательно уймет ревность лишь в тот день, когда я познакомлю их со своей избранницей.
Когда часы посещения закончились, и я остался один, то еще долго не мог заснуть. Все думал а если бы я свернул шею, что стало бы последним воспоминанием? Не «любимая» же работа? Теперь я точно решил туда не возвращаться. Оставалось только понять, что делать дальше. И я черканул небольшое сообщение Жене, чтобы он в следующий раз захватил папку из моего стола и ноутбук.
Мысли эти взволновали, я просто не мог усидеть на месте и решил пошататься по ночному коридору. Выйдя из палаты, немного поежился. Пост медсестер пуст, лишь силуэт, который я заметил днем, нес вахту на том же месте.
Теперь ее образ не казался таким романтичным, скорее наоборот, жутким. Я не решился подходить ближе. Она стояла неподвижно в облаке желтоватого света от уличного фонаря. Такая одинокая и беззащитная, и в то же время пугающая. Моё воображение разыгралось не на шутку, и в тот миг, когда она стала слегка покачиваться, я был готов бежать. Но она обернулась. И я устыдился разыгравшегося воображения. На ее лице застыло выражение глубокой печали, в полумраке глаза блестели от слез. Мне стало крайне неловко открыто пялиться, и я отвернулся, а когда снова взглянул, ее возле окна уже не было.
Глава 3
Я проснулся от пронзительного возгласа: «Завтрак, завтрак!». Из коридора доносилось дребезжание тележки и стук посуды. Воспоминания вчерашнего дня навалились вместе с приступом тупой боли. Всю ночь мне снилось, что я тащил деревянный скрипучий обоз по каменистой дорожке, и левая рука ныла. Есть не хотелось, голова гудела, а язык прилип к нёбу.
В палате было пусто, я вздохнул с облегчением. Несмотря на все стенания по поводу одиночества, общество двух взрослых мужиков не прельщало. Пройдя в туалет, я навис над маленькой раковиной, умывался одной рукой, вода проливалась на пол. Чувствуя себя самым неуклюжим человеком на земле, я то и дело чертыхался.