Война еще шла, а в Слободзее уже восстанавливалась мирная жизнь. Надо отдать должное бывшему великому государству: в то, супертяжелейшее время, когда завершение войны требовало колоссальных материальных, денежных и трудовых затрат, когда все, что можно было разрушить, было разрушено, а что можно было украсть и увезти, было увезено, страна нашла возможность уделить внимание детям.
Уже с сорок четвертого года в Слободзее, на территории колхоза «Серп и молот» (ныне район автогаража колхоза им. XX партсъезда) был открыт первый на русской части детский сад. Затем он дважды менял место по нынешней улице Советской Армии. Я ходил в детский сад с первого дня и «выпускным» для меня стало время, когда садик находился в центре села, там, где недавно был хозяйственный магазин.
Детсад и там квартировал недолго. Тот дом довольно широко известный старшим слободзейцам как «буфет», и далеко не все помнят, что там был детсад.
Это место запомнилось мне на всю жизнь благодаря тому, что именно там я встретил первый самый радостный день в моей жизни.
Не буду подробно останавливаться на том, как мы тогда жили, в чем ходили дети, о чем говорили, во что играли и чем мы играли.
У меня вместо пальто был перешитый немецкий френч, довоенные сапожки на вырост, трескучая шапка-шарф из выменянной матерью в Одессе лисьей шкурки дореволюционной выделки. Такими экзотическими вариантами отличалась одежда всех моих сверстников. Мы этого не замечали, так как плохо было всем, и завидовать было некому, да и не до этого было.
Игрушки были самодельными, из местного материала, игры, как правило, были в «войну», и все детские разговоры и рассказы вращались вокруг военной темы. Дети были истощены, подавлены, но настроены на жизнь несмотря ни на что.
Начиная с осени сорок пятого года, стали приходить с войны демобилизованные солдаты. Редко, очень редко, но дети, приходя в садик, радостно сообщали, что кто-то к ним приехал отец, дядя, дедушка или какой-то родственник или знакомый.
Если с осени возвращались с войны более интенсивно, то к зиме, а уж тем более к весне, этот процесс практически прекратился.
Дети как бы разделились одни, счастливые, приходили и уходили с отцами, другие ждали а вдруг? Ждали и те, кто знал, что отец погиб и не вернется никогда.
Мы не получили похоронку на отца. Не было, вообще не было никаких о нем известий целых шесть лет. Поэтому ждали. Ждал и я. А как завидовал тем, у кого отцы вернулись! Сколько детских слез от обиды, зависти, пусть даже хорошей и несбывшейся надежды, я пролил в ту зиму и весну сорок шестого года!
И вот подошел праздник 1 Мая. Был чудесный, по-летнему теплый день. Во дворе садика шло построение, готовились на сельскую демонстрацию. Мы построились в колонну по два и уже собирались выходить со двора, как там появился смуглый подтянутый военный, со многими наградами на груди. Он подошел к заведующей и что-то у нее спросил.
И тогда случилось то, что случилось, и я это запомнил навсегда.
Какая-то неведомая сила заставила меня, именно меня и никого другого, пригнуться. Я не знаю, почему это случилось, но это факт.
Заведующая показывает военному на меня и говорит: «А вот он, пригнулся». Военным был мой отец. Ни я его, ни он меня не помнил, но, видимо, что-то есть в нас то, что выше нас самих.
Я помню, как он меня обнял, поцеловал и поднял на руки. Больше об этом дне ничего не помню.
СВИДЕТЕЛЬ
Василий ГурковскийБолее семьдесяти пяти лет наша страна живет мирной жизнью, по большому счету. По большому, потому, что за этот период прошло довольно много локальных войн, на различных континентах и в разных странах Азии, Африки, Европы, Южной и Латинской Америк. Практически в большинстве из них, принимала участие (прямо или косвенно), наша страна, раньше СССР, а потом и Россия. Естественно, мы несли потери различной тяжести и в этих войнах, но, даже все вместе взятые, они не идут ни в какое сравнение с той Великой Войной.
О войне (той, Великой), столько уже написано, рассказано, снято различных фильмов и проведено исследований, что, казалось бы, уже все знакомо, ясно и понятно, разложено по полкам и т. д. Но нет, чем дальше уходит то время, тем больше люди мысленно возвращаются к нему. Одни с благодарностью, другие со страхом, третьи с надеждой, что такое больше не повторится, четвертые мечтают о реваншах и провоцируют мир на новую войну, прекрасно понимая, что та война станет ПОСЛЕДНЕЙ для всех, в том числе и для них, пятые (проплаченные кем-то и чужие, и чуждые наши), пытаются по своему пересмотреть итоги Войны, как правило, подтасовывая и открыто перевирая факты, чтобы перенести все беды, принесенные ею, с больной головы на здоровую. Особенно стараются высказывать свои «мнения» те, кто родился через десятки лет после войны и, которые понятия о ней не имеют, а пользуются «материалами и документами» написанными до них, такими же, как они, или просто работают по заготовленным кем-то заинтересованным, искажающим саму суть истории, материалам.
У каждого, кто прошел или застал то время, была своя война, в конкретном месте, в конкретное время и в конкретных действиях, на разных уровнях и при разных обстоятельствах и возможностях. Именно совокупность миллионов таких индивидуальных «войн» и есть та, наша общая Война. Каждый видел и ощущал все её события трагические и радостные, через призму личного к ней причастия. Поэтому и я вношу свою посильную лепту в общую копилку памяти о том Великом Времени, просто как подборку фотографий с натуры, вырванных из общего военного альбома. Здесь ни убавить, ни прибавить, тем более, при многих живых поныне, таких же, как я, свидетелей
У нашей семьи есть все основания считать себя и свидетелями Войны (мы с женой родились до Войны), и Детьми Войны, по той же причине, и наследниками Победителей в той Войне. Мой дед Гурковский Гавриил Логинович, был пулеметчиком в первую мировую и в Гражданскую войнах, и так же был пулеметчиком во время Великой Отечественной Войны. Из-за тяжелых ранений не дожил до пенсии. Неоднократно был награжден и царской, и советской, властями
Отец Гурковский Андрей Гаврилович, призвался в армию во время финской войны, прошел от начала до конца войну с фашистской Германией, после Восточной Пруссии был направлен на войну с Японией и вернулся домой только в мае 1946 года, через шесть лет после призыва в армию. Был неоднократно ранен и контужен. Имел 9 боевых наград и Орден Трудового Красного Знамени, за работу в народном хозяйстве после войны.
Отец моей жены Калашников Иван Емельянович, участник Гражданской войны, кавалерист, бился с басмачами в 1918-20 годах. В начале Великой отечественной Войны, в составе 312-й стрелковой дивизии, образованной в г. Актюбинске, участвовал в боях по защите Москвы на Юго-Западном направлении. За два месяца в жестоких неравных боях, дивизия почти полностью полегла смертью храбрых, а боец Калашников получил тяжелейшее ранение и с трудом выжил. После войны он 25 лет руководил тракторной бригадой в колхозе.
Мне лично довелось пережить три года фашисткой оккупации и видеть, как саму войну в натуре, так и её последствия
Так что я выступаю, как свидетель от всех нас сразу: Что-то сам видел, что-то от родных досталось, но главное это истинно свидетельские показания от первого лица. Себя ведь и захочешь не обманешь. Похожая судьба была и у моих сверстников, с возрастным разбросом в 5-10 лет.
Свидетелями той Войны, были и миллионы её непосредственных участников, и миллионы тех, кто её видел, но в ней не участвовал. О войне много написано и рассказано. Много есть всевозможных архивных данных, но у тех, кто её видел, осталось что-то своё, личное, её понимание и отношение к ней, которого ни в одном архиве не найдешь.