Разумеется, ворота были закрыты, но у Цуда в мозгу вертелись слова старика: «Помни о сверчке, самурай! Всегда помни о сверчке!» Поэтому бывший полицейский совершенно не удивился, когда увидел возле ворот молодого Фунакоси, спешившего куда-то со светильником в руках.
Цуда ударил его ножом в печень, когда Фунакоси проходил мимо. Надзиратель слабо вскрикнул, Цуда ударил его еще раз — под ложечку, оттащил к стене и снял с пояса связку ключей. Один из них должен был подойти к воротному замку…
Так и произошло. Приоткрыв ворота, Цуда покинул свое узилище и побежал по недавно выстроенной и отремонтированной заключенными дороге на север. Он еще не знал, куда пойдет. В северных лесах Хоккайдо есть много странного: его могли растерзать хищные звери, могли убить живущие здесь охотники-айны, дикие и злобные варвары, поклоняющиеся медведю… Могли, в конце концов, завести в болота и чащи злые духи. Но Цуда смеялся, потому что чувствовал себя сильнее любого зверя, сильнее глупого айна с деревянным копьем, сильнее злого духа. Что там, он сам ощущал себя злым духом.
Поэтому Цуда смеялся, когда пробирался сквозь заросли бамбука, когда по пояс провалился в холодную трясину и с трудом выбрался. Смеялся он, когда уже утром увидел в долине небольшую деревеньку и услыхал хрюканье свиней в загонах.
Он был свободен.
В мешочке побрякивали галановские патроны и маленький металлический сверчок.
* * *
Начальник тюрьмы Абасири господин Итосу был взбешен, однако внешне этого не показывал, чтобы не упасть в глазах подчиненных.
— Как были убиты Хотака и Фунакоси?! — спросил он у старшего надзирателя. Тот развел руками:
— Их зарезали. У Хотаки перерезано горло, а Фунакоси ударили ножом в живот.
— И никто ничего не видел и не слышал?
— Никто ничего не видел и не слышал, господин… — горестно повторил вслед за начальником старший надзиратель. Он боялся, что ему теперь придется сделать харакири, но господин Итосу рассуждал совершенно иным образом.
— Послушай, Харуки, ты умный человек, — вкрадчиво сказал он. — Как ты думаешь, этот сбежавший узник, этот подлец, опозоривший самого Микадо, нужен кому-нибудь?
— Я думаю, нет, — сказал старший надзиратель. — Однако было распоряжение хорошо его кормить. Вдруг кто-то поинтересуется его судьбой?
— Возможно, возможно… Но все люди смертны, не так ли?
Старший надзиратель внимательно смотрел на начальника, прикидывая, к чему он клонит.
— Наши заключенные часто умирают, простудив легкие. Мороз, северный ветер, сырость… По-моему, один недавно как раз оставил этот мир?
— Да, это Наохиро, вор из Хиросимы. Он еще лежит в мертвецкой, господин.
— Так вот, мой дорогой Харуки, в мертвецкой лежит Цуда Сандзо, бывший полицейский из Оцу, который опозорил Микадо и хотел убить русского наследника. Он умер от воспаления легких, и мы должны похоронить его как можно скорее. Вдруг это не воспаление легких, а заразная болезнь?
— Кажется, я понял, господин, — поклонился старший надзиратель. Нет, думал он, сэппуку делать не придется. А Итосу — мудрейший человек. В самом деле, отчего бы этому негодяю не умереть? А вор Наохиро — тот сбежал, но что страшного в том, что сбежал какой-то вор? Мало ли их?
— Поговори с остальными надзирателями, объясни им, что произошло, — велел тем временем господин Итосу. — Вот деньги, — он бросил на столик несколько монет, — хорошенько угости их саке. Скажи, что я не гневаюсь за то, что вор Наохиро сумел убежать. Но впредь пусть будут внимательнее. А отчет о происшествии я напишу и отправлю сам.
— Хорошо, господин!
Старший надзиратель аккуратно собрал монеты и, кланяясь, вышел. Господин Итосу улыбнулся сам себе и подошел к окну, за которым ярко сияло восходящее солнце.