Страница заканчивается, и я её рефлекторно переворачиваю, но тут же вспоминаю, что незнакомка просила читать по одной странице в день, поэтому нехотя закрываю дневник и складываю все на стол, включая кругляшки печенья в прозрачном пакете. Их я кладу на подоконник, чтобы не очерствели в тепле, а из щелей в оконной раме как раз поддувает сквозняк.
Сажусь за уроки, но мыслями все еще в ее первом дне. Отчетливо представляю черного с белым кота, разгуливающего на поводке. Смеюсь, прикрывая рот рукой. С трудом доделываю уроки: несколько задач и примеров по математике, два упражнения по русскому и параграф по истории про Октябрьскую революцию. Почти ничего не запоминаю, потому что мозг напрочь отказывается концентрироваться на скучных фактах. Ближе к вечеру слышу, как хлопает дверь и мужской голос. Это означает, что к матери пришёл её дружок. Достаю из кармана куртки шоколадный батончик, наспех съедаю его и запиваю остатками чая. Закрываю дверь на щеколду, достаю старенький плеер и вставляю в уши наушники. Выходить из комнаты не планирую, чтобы не столкнуться с пьяными лицами. Музыку ставлю на громкую, ложусь и вскоре засыпаю.
Второй день.
Просыпаюсь с больной головой. Среди ночи один раз вскочил от резкого перехода в музыке, выключил, лег обратно, но еще долго ворочался. Сейчас в висках стучит, а я думаю, что зря вчера не самоубился. Тревога нарастает, когда вспоминаю, что нужно снова идти в школу, а там опять одноклассники, да еще и мой рюкзак лежит где-то среди грязи, а учебники с тетрадями утоплены в туалете. Намеренно не спешу, решая опоздать, чтобы не давать лишнего шанса моим недругам поиздеваться надо мной. Блокнот, листок и печенье прячу в пакет и ставлю на подоконник, прикрывая стопкой книг. Выхожу на улицу быстро, не зная, дома мать или нет, жива или нет. Дождь прошел, но погода холодная, ноябрьская, хотя в прошлом году в это время было еще тепло. Прихожу через пять минут после начала урока, извиняюсь и сажусь за заднюю парту один.
Контрольная сегодня, помнишь? спрашивает Санек, пухлый паренек со светло-русыми волосами ёжиком, который сидит впереди.
Угу, мычу я, чувствуя на себе злой взгляд справа.
Дашь списать? У нас один вариант, шепчет он, озираясь на учительницу, которая что-то усердно печатает в телефоне.
Я сам ничего не знаю, отвечаю честно и кошусь в сторону среднего ряда.
Как я и предполагал, они оба смотрят на меня, и от этого пятки холодеют, а в животе неприятная дрожь.
Санек перешел в наш класс в начале года, и первое время тоже подвергался издевкам. Но однажды одноклассников в темном углу встретил его отец, бывший зек, избил их, и теперь пухляша не трогают, но особо и не общаются. Со мной Санек в приятельских отношениях, а крепкая дружба у нас так и не получилась, хотя я искренне пытался, но ему намного интереснее общаться с девчонками, а к моему горю, женский пол скорее выберет толстого паренька, чем прыщавого тощего неудачника.
Я пишу контрольную по математике и никак не могу сосредоточиться на примерах. Учительница несколько раз шипит на переговаривающихся девчонок, и они замолкают. Санек снова просит меня дать списать, и я нехотя протягиваю ему свой листок.
Васнецов! вскрикивает учительница, я дергаюсь и устремляю на нее затравленный взгляд, быстро забрал свой листок у Балагуева! Еще раз увижу, что списываешь, поставлю два заочно!
Да я не, мямлю, но под ее тяжелым взглядом не решаюсь продолжить.
Санек виновато возвращает мои примеры и отворачивается.
Сбоку раздаются тихие смешки, но я наклоняю ниже голову и вновь погружаюсь в контрольную.
После звонка вылетаю из класса первым, попутно бросив исписанный кривым почерком листок в общую стопку. Устремляюсь в следующий кабинет, не оборачиваясь, в надежде избежать общения с моими недругами.
Прошли русский язык, история, биология и черчение. Ни на одном уроке меня не спросили, чему я был несказанно рад, хотя на последней перемене за спиной услышал свое имя, брошенное с насмешкой, но быстро успел забежать в класс. При учителях они меня не трогают.
Начертив кривые линии и получив за это честную тройку, выхожу в коридор и чуть ли ни бегу к выходу. Они шагают за мной, я чувствую их вперившиеся в мою спину взгляды. До дома идти около десяти минут, но на середине пути чья-то рука рывком останавливает меня за плечо.
Куда так спешишь? едкий голос Виктора рождает в животе липкий страх.
А как же пообщаться с друзьями? вторит ему Белый, двухметровый шкаф с огромными ручищами и грубой коричневой щетиной.
Белым он назвал себя сам, хотя голова брита почти налысо, а кожа смуглая. Виктор же меньшей комплектации, однако все равно выше меня. Он темно-русый с уложенными волосами, а у его уха татуировка дракона серого цвета, хотя, наверное, раньше она была черная.
Я молча делаю шаг вперед, но меня оттягивают назад и толкают. Успеваю подумать, откуда столько злобы, и почему именно я.
Куда идешь? Виктор тянет улыбку и нависает надо мной.
Домой, отвечаю я, и голос, как всегда, дергается, выдавая страх.
Вчера ты очень некрасиво отозвался о моем друге, говорит он, делая наигранную гримасу обиды, назвал его неприличным словом. Как-то не по-мужски, что скажешь, Вань?
Белый зло смеется и тут же мгновенно мрачнеет.
Ага, гнида, рычит он, и толкает меня в грудь.
Изо рта вырывается выдох, смешанный с криком, и я хватаюсь за горло. Виктор бьет по лицу наотмашь, отчего падаю на асфальт и прикрываю щеку рукой. Она горит и пульсирует, а через секунду начинает неметь. Очки валяются рядом, и я краем глаза вижу, как огромный ботинок Белого давит их, отчего стекло трескается и осколки рассыпаются в стороны. Отползаю назад, кашляя от первого удара, вижу, как мимо идут мужчина и женщина, они совсем рядом, но ничего не делают, только озираются на нас, а потом и вовсе отворачиваются. Чувствую невыносимую обиду, но стискиваю зубы и встаю на ноги. Голова кружится, заставляя тело пошатываться, но я поднимаю голову и с вызовом смотрю в глаза Виктору.
Вчера я действительно напоследок, прежде чем сбежать, нецензурно обругал Белого, который яростно топтал мой рюкзак. И даже сейчас не жалею о своем поступке.
Пошли вы оба! бросаю хрипло и вижу, как их лица вытягиваются.
Потом Виктор усмехается, а глаза Белого наливаются кровью.
Секунду размышляю, драться с ними или бежать, но здравый смысл побеждает, и я резко бросаюсь вправо. Виктор успевает ухватиться за мой пакет, но я отпускаю его и несусь через детскую площадку.
Твою мать имела каждая собака! слышу вдалеке голос Белого.
Я знаю.
Я это и так знаю.
Чувствую металлический привкус во рту и понимаю, что бежать больше не могу. Перехожу на быстрый шаг, глубоко дышу, заполняя легкие до боли, оглядываюсь, но погони нет. Кашель пробивает грудь, сгибаюсь пополам, прикрывая рот руками. Левая половина лица снова пульсирует, и я представляю, какой будет синяк. Машинально пытаюсь поправить очки, но не нахожу их, вспоминая звук, с которым они треснули. Матерюсь вслух, злюсь на себя за слабохарактерность, на мир за несправедливость, на отца за то, что умер и теперь не может защитить меня. Я ненавижу его слабое сердце, которое однажды перестало биться, ненавижу мать за то, что не справилась с потерей и запила. Ненавижу всех бабушек и дедушек, которые умерли до моего рождения, оставив один на один с пьяным чудовищем. Я чувствую нахлынувшее отчаяние, что остался совсем один, но тут же яростно трясу головой, прогоняя мысли прочь, потому что больше всего я ненавижу себя за жалость.
Иду дальше, и уже в своем дворе принимаю приглашение мальчишек намного младше меня поиграть в баскетбол. Мы кидаем мячик, и я отвлекаюсь, смеюсь вместе с ними, радуюсь, когда в очередной раз попадаю в кольцо. Потом мы играем в карты, в дурака, я тут тоже выхожу первым, потому что старше и знаний у меня больше. В один момент поднимаю голову и замечаю красные полосы на небе. Солнце клонится к закату, напоследок разбрызгивая по голубой выси свои яркие лучи. Вспоминаю про дневник, и тут же сладостное волнение разгорается в груди. Прощаюсь с ребятами и возвращаюсь домой.