Детство. Автобиография… почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев

Илья Беляев

Детство. Автобиография почти. Книга первая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

Комната, устроенная и обставленная в дань давно ушедшей советской эпохе, на сей раз совершенно не благоприятствовала отхождению ко сну, как это бывало ранее. Подобное происходило редко. Можно даже, сказать очень редко. Такие случаи легко пересчитывались на пальцах и не сулили ничего хорошего. В последний раз, когда оно было, выгорел почти целый этаж нет, не дома на работе.

Грузное тело мужчины повернулось с бока на бок. Раздался тяжелый долгий вздох.

Евграфий Порфирьевич Клеменко к своим пятидесяти пяти был тучным человеком, давно махнувшим рукой на все диеты и ограничения, беря от жизни все, что производилось и продавалось на прилавках магазинов и лотках торговых точек. Его работа заведующим психоневрологической больницы настолько уже приелась, что спасала лишь комната, в которой он сейчас находился и которая до сего момента радовала его истомившуюся по советскому режиму душу.

Постоянная забота о более чем пятидесяти умалишенных обитателях (как он сам их называл) его больницы истощала скудный запас сил, оставшийся после длительного лечебного отпуска, который Евграфий Порфирьевич устроил себе сам, взяв сполна за все пять лет каторжного труда в стенах так надоевшего медицинского учреждения.

Глубокая ночь и тишина за окнами также действовали угнетающе и даже раздражающе. Долгожданный сон никак не приходил, и от этого самочувствие ухудшалось еще больше. Наконец, когда стало казаться, что разум сдастся и окунется в сладкие грезы Морфея, так некстати раздался телефонный звонок. «Может быть, ошиблись номером?» пронеслось в голове. Мобильный был отключен, а вот домашний, как на зло, оказался совсем даже наоборот. Обычно он выключался самым первым, но сегодня, видимо, в такую злополучную ночь еще и это обстоятельство решило поиграть на его нервах.

Раздражающиеся трели не прекращались, но вылезать из-под теплого одеяла и топать в шлепках которые еще нужно было найти по длинному коридору к тумбе, на которой стоял дребезжащий аппарат, не хотелось. Накрывшись подушкой, Евграфий попытался забыться, но трели не смолкали даже по прошествии четверти часа.

 Что за убогие мешают мне в эту ночь?

С трудом подняв тело и сев, он зевнул, размял затекшую шею (если до сих пор не повесили трубку и продолжают надоедать, то подождут и еще), не спеша нашел тапки, выковыряв их из-под железной кровати, и засеменил по ободранному, некогда окрашенному полу.

 Евграфий Порфирьевич. С кем имею честь?

 Здравствуйте! Это Лиза дежурная в вашей больнице ну Лиза! Вы забыли? Простите, что в столь поздний час отвлекаю вас, но у нас случилось несчастье беда! Один из одиночников, что на третьем этаже

Голос был столь взволнованный и испуганный, что мужчина понял: с ним не шутят. Да и какие шутки могли исходить от этой Лизы? Он сразу же узнал ее, как только она произнесла первое слово. Старческим слабоумием и другими подобными заболеваниями людей его возраста он не болел и поэтому моментально сбросил остатки так и не пришедшего сна и погрузился в беседу, чувствуя, что она будет тяжелой и не столь приятной.

 Беда?  переспросил он, собираясь с мыслями.

 Да. Еще раз простите за столь поздний звонок, но у нас суицид!  наконец выдавила девушка и замолчала, будто испугавшись того, что сама же произнесла.

 Вот как?  удивился Евграфий Суицид значит? Вы ничего не напутали?

Последнее подобное явление произошло три года назад, и теперь, в период затишья, когда каждый из обитателей больницы тщательным образом проверялся и перепроверялся, это казалось абсурдным и лишенным всякого смысла, утверждением.

 Надеюсь, вы

 Я уже оповестила полицию, скорую и вашего заместителя!  не дала договорить девушка.

Мужчина запрокинул голову и выругался в потолок.

 А вот это вы сделали зря!

 Зря? Но как? Почему?

Лиза была хорошей двадцатипятилетней практиканткой, присланной из медицинской академии, как говорилось, «в помощь», но Евграфий чувствовал, что она пришла работать не только с его подопечными, но и с ним самим. Ее неуемная энергия, способность вести несколько дел одновременно и отчетливо выраженная харизма вконец привели его к таким мыслям, что она вполне могла следить за ним, за его работой и докладывать обо всей деятельности вышестоящим организациям и тем, кто ее сюда направил. Однако в трубку он сказал совершенно иное, что думал:

 Вы бы вначале все сами проверили, а потом и обзванивали всех остальных помимо меня! Откуда вы взяли, что в палате суицид?

 Аглая Геннадьевна сообщила.

 А Аглая Геннадьевна кто? Врач?

 Нет.

 А кто?

 Уборщица.

 Боже! Так с чего же она взяла, что это суицид?

 Больной лежал на спине и не дышал! Но самое главное, у него не было пульса!

Мужчина сделал глубокий вдох и такой же выдох.

 Хорошо, я сейчас приеду!

Положив телефонную трубку, он понял, что сегодняшний день будет испорчен до безобразия.

Подъезжая на своем обновленном в автомастерской «москвиченке», Евграфий сразу заметил не принадлежащую больнице «карету» скорой помощи и «бобик» полиции, припаркованный рядом. Настроение совсем ухудшилось, но иного выбора, как подняться к себе на работу, не было.

На третьем этаже за столом регистратора сидела та самая Лиза, которая заварила всю эту кашу. При виде заведующего она попыталась встать, но мужчина усадил ее на место одним лишь грозным взглядом. Не раздеваясь и не говоря по дороге с коллегами, он быстро нашел нужную палату (сделать это оказалось не трудно по большому скоплению людей) и остановился у двери, бегло осматривая все, что здесь творилось.

Комната-одиночка, как ее многие называли,  место для самых буйных психов со склонностью к членовредительству. Обита она была плотным, толстым, но мягким поролоном и обтянута тканью. Бейся и кричи до одури никто не услышит и не узнает, но зато никакого издевательства над собой и своим организмом. Ему самому не раз приходила мысль провести ночь в подобном месте и выплеснуть все, что накопилось. Шумозвукоизоляция. Полная непроницаемость. Очень удобно для тех, кто не в ладах со своей нервной системой.

Бригада скорой помощи как раз заканчивала свои манипуляции.

 По мне, так никакого суицида и не было,  сказал один, закрывая медицинский чемодан с набором всевозможных лекарств.

 Да, скорее всего, ты прав. Но для полной убедительности следует отправить тело на вскрытие. Оно точно прольет свет на сложившуюся ситуацию.

 Тогда, господин следователь, нам здесь больше делать нечего. Мы составим подробный отчет и передадим его вам, а пока извините нас, но мы должны уйти.

 Куча вызовов. Тем более выходные дни.

«Выходные дни подумал Евграфий Точно! Вот из-за чего мне так не спалось. На выходных я уже не могу обойтись без работы и поэтому хуже засыпаю, хуже ем, да и вообще настроение отвратное. Не могу уже обойтись без своих психов!»

После ухода «скорой» в палате остались только персонал самой больницы, да человек в классической «тройке» с небольшим портфелем и планшетом в руках.

«Следователь», догадался мужчина, проталкиваясь сквозь своих сотрудников и останавливаясь напротив полицейского и трупа, который лежал на кровати на спине, сложив на груди руки.

 Словно и не мертвый вовсе,  произнес заведующий, не сводя с усопшего глаз.

Белов Игнат Андреевич. Его в психбольницу поместила собственная жена за буйное поведение. Несколько раз ей давали от ворот поворот, но все же однажды ее жалобы взяли верх и мужа упекли по всем показателям. Оказалось, совершенно правильно. Игнат вел себя как настоящий псих: бросался на медицинских работников, кусался, плевался, ломал мебель и совершал неоднократные попытки членовредительства с предполагаемым последующим летальным исходом.