Мы должны следовать путем Маниту, чтобы найти собственный путь. Мы избежим печального конца, если найдем свой путь. И если у нас нет оружия, чтобы защищаться от бледнолицых, то нам поможет золото наших предков, собранное для великого Маниту.
Говорит он сурово, но улыбается юмор его не наигран.
Золото Маниту поможет нам обмануть бледнолицых. С его помощью мы сможем перехитрить даже Великого Белого Отца в Вашингтоне.
Мне становятся понятными ход мыслей шамана и моя роль в этом предприятии. Еще во времена Римской империи говорили ишак, нагруженный золотом, откроет любые ворота.
Шаман кладет на землю охапку с факелами и опускает мне руку на плечо.
Я понимаю, что он ждет, и отвечаю просто:
Я готов.
Он убирает руку с моего плеча, поднимает заготовленные факела и входит под свод пещеры. Шаман сейчас сам похож на Божество, создавшего порядок на Земле после длительного хаоса потемневшая кожа, заплетенная косичка иссиня-черных с сединою волос, широкие сутулые плечи, уверенная походка кривых мускулистых ног По его движениям видно человек взялся за дело. Он выведет свой народ из хаоса вымирания, и о нем будут вспоминать не только в связи с тем, что он сделал, а также как это бывает в легендах в связи с тем, что он мог бы сделать.
Я один буду помнить об этом, и я один буду это знать.
Вы можете мне доверять, говорю расчувствовавшись.
Тебя выбрал не я, а Маниту! голос отражается от стен пещеры, как гудок парохода ту-ту
Несколько летучих мышей срываются с потолка и уносятся в темноту колеблется пламя факелов в наших руках. Я вздрогнул от неожиданности и, чтобы прикрыть свой испуг, говорю:
Я даже не знаю твоего имени, шаман.
Меня зовут Сан Тен Сиван, Пепел Костра, но ты меня можешь звать просто Шаман.
Он шагает впереди и от неровного света его факела стены пещеры то сужаются, наступая на нас, то расширяются, давая пройти. На потолке заметил какое-то мерцание. Может это в каплях конденсата отражается огонь факелов? Или это вкрапление слюды в базальт? Но не золото же
Шаман уверенно идет вперед, но я заметил в стенах пещеры черные ниши ответвлений лабиринт!
Снова летучие мыши висят, как сушеные фрукты. И нас не боятся потолок слишком высок. Если подойти ближе, то видно, что они реагируют на нас, вертя головами.
Я иду за Сан Тен Сиваном практически след в след звуки наших шагов с гулом отражаются от свода и стен пещеры.
Мы так долго шли по пещере, выбрасывая обгоревшие факела, то протискиваясь в теснинах, то пересекая большие гроты, что в душе возродилось чувство тревоги, возникшее у меня в самом начале в тот самый миг, когда увидел шамана, одиноко сидящего на скале. Я, как и любой другой, побаиваюсь темноты и лабиринтов уверенность мне придавал Сан Тен Сиван, в долголетии которого я вдруг начал сомневаться. Вдруг он сейчас копыта отбросит что будет со мной?
А может, он вообще демон во плоти стал на моем пути, чтобы сказками о золоте заманить меня в подземелье?
А может, нет никакого шамана-демона все происходящее со мной это простой психоз, целиком и полностью выдуманная параноидальная фантазия об индейских ритуалах крови и ужаса?
Иногда грамотным плохо быть черте что в голову лезет.
Мы все шли и шли, и я был близок к мысли, что конца у этого пути нет.
В какой-то момент шаман пропал из поля моего зрения. И сразу же я почувствовал нарастающий звон барабанов в ушах, сменившийся лязгом гонгов. С потолка на плечи и голову вдруг закапала густая красная жидкость кровь! Потом она вообще хлынула потоком. Я выронил факел он потух. Мгновение темноты, и свет другого факела вернул в реальную жизнь.
Я лежал у скалы. Страшно болела голова наверное, я ей сильно ударился.
Шаман заглянул в мое лицо:
Последняя проверка Великого Маниту перед сокровищницей. Ты цел?
Чертов шаман! Мог бы предупредить здесь, мол, шагай осторожно.
Я поднялся сам и поднял свой потухший факел не понятно отчего он потух. Мне это совершенно не нравилось. Может, проверка Маниту, а может это я дошел до ручки и окончательно свихнулся. Шизофреники слышат голоса слышат ли они музыку?
Поджигая свой факел, я посмотрел на невозмутимое крючконосое лицо старого индейского шамана. Подумал еще одна такая проверка, и ты найдешь меня сидящим на полу с указательным пальцем во рту и, возможно, тихо смеющимся.
Кто-то очень умный наверняка говорил, что, когда все остальное потерпело неудачу, надо попробовать сказать правду. Звучало настолько хорошо, что я был уверен не мне первому пришла в голову эта мысль, и, кажется, это единственное, что мне осталось. Я сделал попытку:
Шаман, ты мало говоришь, а я много думаю и вот какая несуразица получается. Ты говорил, что ваш бог Маниту выбрал меня для великой миссии. А теперь ему вздумалось проверять меня. С какой стати?
Поскольку мой проводник в никуда ударился в молчанку, я продолжил.
Если ты с ним общаешься, передай хозяину здешних мест, что я здорово стреляю с обеих рук. А куда прилетят пули, выпущенные в темноте, отрикошетив от скалы, известно лишь великому Маниту. Ты понял меня?
Он остановился, долго и жестко рассматривал меня, затем плечами пожал. Сплюнул на пол довольно странный жест для великого шамана и покачал головой.
Бледнолицие, сказал он. Вы пришли незваными в нашу страну и обобрали нас до нитки. И затем, когда у нас ничего не осталось, кроме веры, вы хотите добраться и до нее. Хо!
Он погрозил мне пальцем, словно учитель нерадивому ученику.
Слушай меня, бледнолицый. Если дух великого Маниту войдет в тебя, ты об этом узнаешь. Если нет ты останешься здесь навсегда.
Но и ты тоже, усмехнулся я, положив правую ладонь на рукоятку кольта.
Нет, отрезал он. Сейчас наши пути расходятся. Ты теперь во власти Маниту, моли его о помощи.
В ту же мгновение неизвестно откуда взявшийся порыв ветра одновременно загасил пламя наших факелов. Причем, бросив мне дым и гарь в лицо.
Кольт я таки выхватил, но пока проморгался и прочихался, стрелять стало поздно вокруг было темно.
Я яростно выругался, и эхо из темноты ответило тем же. Так понимаю, шаман пропал, возможности запалить факел у меня нет. Я присел и задумался какое великое чудо Маниту можно придумать для моего спасения?
Итак, я обманут, брошен в пещере без спичек, с оружием, и в полном одиночестве. Однако, в любой ситуации есть положительные стороны, если достаточно хорошо посмотреть, и после попытки найти хоть одну, я понял, что должен признать пока не подвергся нападению голодных крыс.
Одиночество и темнота побудили меня перейти к философии.
Когда-нибудь все мы должны уйти. Даже в этом случае, смерть от голода в темной пещере не входила в мой список десяти лучших способов погибнуть. Заснуть и не проснуться вот был номер один. Но как это сделать здесь и сейчас не имею понятия. А загнусь все равно. Просто пущу себе пулю в рот, когда голод или жажду не в силах станет терпеть револьвер при мне.
Что я увижу, когда умру? Я не верю ни в душу бессмертную, ни в Ад или Рай, или другую торжественную ерунду. В конце концов, если бы у меня была душа, разве бы я не имел возможности с ней пообщаться? Значит, нет. Если бы она была и общалась бы только с Богом, то чем она тогда лучше глистов, которые в нас заводятся и едят поедом? Если совестью нашу душу назвать, то скажу откровенно нахрен мне такая душа: так порой бывает тяжко от совершенных поступков. И представляете с совестью в Рай! Да он с ней Адом покажется.
Нет, нет и нет! Человек, как и все живое бездуховные существа!
Но думать о замечательном, единственном в своем роде мне, уходящем навсегда без возврата назад, было очень грустно. Трагично, правда. Тут и в душу поверишь. Или некоторые возможности реинкарнации.