В рот не возьму. Краснокожие братья легко спиваются, подтвердил Сан Севан. Но не служители великого Маниту.
Ушам своим не верю.
Таков наш культ. Маниту сурово карает отступников сводит с ума, насылает порчу, лишает зрения и слуха.
Это ужасно, мой друг. Конечно, во всем надо знать меру. Глоток бренди сейчас бы вернул наши силы, а родниковая вода лишь утолит жажду.
Ты бледнолицый. Тебе не понять наших обычаев.
Но почему же? У меня много друзей среди краснокожих людей.
Шаман кивнул:
Мне известно. Мару считают справедливым бледнолицым многие потомки Маниту от низовьев Отца Вод до Больших Озер. Маниту бы не доверил свое золото плохому человеку.
Признаться, о чем-то подобном я давно задумывался, но не было средств. Теперь они есть. Мы купим остров и переселим туда всех краснокожих из резерваций, где они обречены на вымирание. Ваш народ возродится.
Такова воля Великого Маниту!
И твоя, Сан Севан, и моя вместе мы сила! Это варварство запирать людей в безводной пустыне. Этот остров станет землей обетованной для краснокожих.
И бледнолицым не будет туда ходу.
А я?
Ты наш брат, Мару.
Пирогу нашли в том месте, где я ее и оставил.
Путь наш лежал в Новый Орлеан.
Я надеюсь купить остров у штата за бесценок деньги в казну нужны, а остров необитаем. Тысяч за десять-одиннадцать долларов. А здесь, я кивнул на мешок с золотом, тысяч двести будет, не меньше. Главное, чтобы никто не догадался, зачем он нам нужен.
Шаман ничего не говорил сидел с непроницаемым лицом.
Если все пойдет хорошо, нам достанет денег и на обустройство острова.
На второй день пути наша пирога вошла в один из многочисленных протоков дельты великой реки. К концу третьего дня мы увидели индейские хижины на берегу. Человеку, который стоял у кромки воды и смотрел на нас было по крайней мере семьдесят лет. Длинная снежно-белая шевелюра и того же цвета клинышком борода. Карие глаза взглядом, кажется, прожигает насквозь. С моим попутчиком знаком много лет.
Они обменялись обычными индейскими приветствиями когда рука от сердца простирается навстречу гостю.
Доброго пути, Сан Тен Севан.
Да пребудет с тобой Маниту великий вождь Морена.
Кто с тобой в лодке?
Белый охотник Мару.
В знак смиренного согласия я наклонил голову. И для меня оно было таким.
Имя Мару известно жителям Отца Вод.
И с этим нельзя было не согласиться у меня много друзей среди краснокожих и ни одного врага. Восхищение, прозвучавшее в голосе вождя, внушало надежду на гостеприимство.
Далек ли ваш путь?
Мы правим в город бледнолицых в устье этой реки
Но вы промахнулись на этой протоке нет городов.
На месте шамана я бы не стал распространяться о нашем маршруте. Но с другой стороны не зная маршрута, как до конечной цели дойти?
Нам надо вернуться? шаман озаботился.
Я дам вам двух воинов, которые знают дорогу. Вы с ними спуститесь к соленой воде, п другой протокой подниметесь в город белых. Они же и обеспечат вам безопасность в пути.
Нам что-то угрожает? спросил я.
На великой реке всегда много народа это и бледнолицые бандиты, и беглые чернокожие и дети Маниту, охотящиеся за скальпами бледнолицых.
Суровая складка на лбу и потяжелевший взгляд подтверждали дальше без его воинов никак.
Я прошел долгий путь по Отцу Вод от Больших озер до этих мест и нигде не встретил людей, желающих отнять мою жизнь.
Ты смелый охотник, Мару.
Вот именно охотник, а не воин: я не люблю проливать кровь человека.
Шаман молча стоял, но впитывал каждое слово.
Разведчики донесли мне, заявил Морена, что в соленой воде напротив устья Отца Вод стоит большой корабль. Возле него много лодок. Возможно, бледнолицые готовят набег.
Вы следите за ними? поинтересовался Сан Севан.
На берегу мои воины. Они сразу предупредят, если лодки бледнолицых войдут в устье реки.
Будет война?
Время покажет.
Сан Тен Севан принял приглашение вождя отдохнуть в его хижине. Я остался ночевать в лодке. Как только они ушли, на берегу появилась группа краснокожих мужчины, женщины, дети. На меня они старались не обращать внимания. Тем не менее, я из пироги вылез поразмять кости, подошел к ним, завел разговор и тут же нашел контакт за бизоний рог с серебряными цепочкой и окантовкой, который мне подарили в миссии на берегу Онтарио святые отцы, выменял у местных жителей полмешка маиса и мешок сушеной рыбы.
Не знаю как шамана, а меня при виде высоких бортов с портами для пушек корабля, стоявшего с зарифленными парусами много мористее от мелководного устья, охватило сознание собственной ничтожности.
Был полный штиль, вода как зеркало. Выйдя из реки в голубые воды залива, мы повернули на восток, надеясь, если нам не помешают, достичь по новой протоке Нового Орлеана.
Смотри, шаман кивнул на корабль. Пушка.
Я повернул голову. Один из портов был открыт и в его проем высунулось чугунное жерло. Я даже предположить не мог, что по нам будут стрелять из орудия хотя, конечно, мушкет не достанет. Шаман застыл, словно громом пораженный. Да, неприятный момент. У меня противно заныло под ложечкой, и это проявление слабости здорово разозлило.
Я облизнул пересохшие губы. Спокойно. Бояться нечего. Даже если выстрелят, они не будут в нас целить бабахнут по курсу, как приказ лечь в дрейф или подойти к борту судна. Нас наверняка рассмотрели в подзорную трубу и увидели, что в пироге есть белый. Нет, не будут стрелять по нам.
Только подумал, раздался громоподобный выстрел ядро, утюжа воздух, будто взбираясь по барханам, пронеслось далеко впереди, взорвалось на берегу, подняв приличный букет песка и спугнув тучи птиц.
Точно предупреждают. А может, пристреливаются?
Из-за форштевня корабля показалась шлюпка и устремилась в нашу сторону. По три весла на борт ходко идут и скоро нагонят. Можно скрыться в прибрежных кустах, но жалко пирогу бросать, и я не привык упускать не единой возможности подналег на весло. Шаман молился своим богам, а я сражался до последнего.
Шлюпка шла уже параллельным курсом много мористее, когда я резко направил пирогу к берегу. На шлюпке поднялся стрелок раздался выстрел ружья, и пуля улетела в кусты, пропев над нашими головами. Следующая пуля пробила пирогу, но мы из нее уже выскочили и побежали в чащу.
Снова раздался пушечный грохот ядро взорвалось где-то в лесу. В ответ яростный вопль множества глоток. Навстречу нам из кустов выскочили индейцы десятка два воинов и принялись осыпать пулями и стрелами гребцов в шлюпке. Один, кажется, упал.
Вот дуболомы! Ну, кто же воюет так? Могли бы, сидя в кустах, дождаться преследователей, которые наверняка погонятся за нами, и всех втихаря перерезать. Я не кровожадный, но и не дурак случится война, буду воевать по-настоящему.
Шаман по-юношески прыгнул в кусты, когда над головой прогудело ядро и взорвалось впереди. Мою прыть сковывал мешок с золотом.
Что за воины, пришедшие нам на выручку какого рода-племени? Не попали ли мы из огня да в полымя? Но шаман беспокойств не выказывал. Обменялся индейскими жестами с главным из них. И эта церемония изрядно у них затянулась.
Вскоре мне стало скучно. Старался прислушиваться и кивать головой, когда шаман указывал на меня, что-то объясняя предводителю краснокожих, но всякий раз чувствовал, что мозги мои превращаются в кашу. В конце концов плюнул на эти попытки и принялся смотреть по сторонам.
Мы были скрыты тропической зеленью от посторонних глаз обстрел берега из пушки прекратился. Воины сидели и даже лежали, не обращая внимания на переговоры. Только мы втроем стояли а мешок оттягивал плечо.
Скинул его в тень под развесистым деревом и сам улегся отдыхать. Я буду в Новом Орлеане суетиться, а тут пусть шаман стрекочет: его задача доставить меня туда в целости и сохранности вместе с грузом.