Вы русская?
Да, все так же расслабленно кивнула Адель.
С рождения в Америке?
Я здесь русская в четвертом поколении. Моя прабабушка бежала в Америку от сталинских репрессий. Её мужа, моего прадеда, арестовали. Тогда уже не выпускали из страны, но помогли его друзья. Он был дипломат большие связи. Прабабушку он успел спасти. Она уехала на третьем месяце беременности. Моя бабушка родилась уже здесь, в Америке.
Бабушка еще жива?
Да, Адель широко и очень тепло улыбнулась, вы не поверите, ей 84 года, мы праздновали день рождения на прошлой неделе. Она всё еще бегает по утрам.
На этой фразе Адель рассмеялась, вспомнив бегущую бабушку. Крестовский улыбнулся в ответ. «Что же ты делаешь у меня?», мысленно спросил он.
Адель перестала смеяться и посмотрела в окно.
Ваша семья живет здесь столько лет. Можно сказать, что вы коренная американка. Вы говорите с акцентом, значит для вас родной язык английский. Если родной английский, то и мыслить вы должны так же, по-английски, Крестовский сделал паузу, почему русский психотерапевт? Ведь это барьер в общении.
Бабушка сказала, что у меня русская душа. Сказала, что меня никто не поймет, кроме русского человека. Это она настояла, не задумываясь, ответила Адель.
А вы как сами думаете?
Я не знаю. Вы самый дорогой русский психотерапевт, которого мне удалось найти.
Крестовский улыбнулся. Он мог бы не улыбаться, она и так поняла, что для него стоит этот кабинет и репутация лучшего.
Вы не похожи на человека, которому нужна помощь.
Возможно. Но мне нужна помощь.
Хотите рассказать причину вашего визита?
Я не знаю, всё так же лаконично, как и на все предыдущие вопросы ответила Адель.
Если я не буду знать причину вашего визита, то мне будет сложно помочь вам.
Девушка молчала и смотрела. Она не нервничала, не проявляла никаких мук совести, не играла руками и не дергала ногами. Её затянувшаяся пауза была больше похожа на размышление, чем на нежелание говорить.
Из-за приоткрытой фрамуги доносился шум улицы: звук пешеходов, проезжающих машин и далекие вскрики автомобильных клаксонов. С размышления девушка переключилась на слух.
Адель, позвал он.
Вместо ответа она повернулась с искрящимся взглядом и задала вопрос:
А вы? Вы не хотите рассказать причину вашего визита сюда? она спросила это не тоном нападения, а скорее тоном простоты и интереса.
Куда? не сразу понял Крестовский.
Сюда, на Манхэттен, уточнила Адель, и первый раз за встречу пошевелилась хоть как-то значимо, полностью опершись руками на бархатные кожаные подлокотники и свесив с них расслабленные кисти, один из лучших старейших домов. Самый престижный район в городе. Сколько стоит месяц аренды? Десять тысяч? Больше? В приемной вашего врачебного кабинета есть еще одна дверь. Я полагаю это ваша жилая комната. Значит притязательность не в комфорте, а в статусности.
Крестовский откинулся на спинку стула. У неё был очень приятный мелодичный голос. Акцент добавлял ему наивной детскости. А точность, с которой она описала его многогранные мотивы и цели превратила её в какого-то дальновидного эльфа. Крестовский засмотрелся.
Не совсем так, но близко к сути, сдержанно улыбнулся он.
У вас безупречная репутация. Лучшая в городе среди русскоязычного населения. Вы всегда добиваетесь результата. Это очень впечатляет, в голосе Адель звучала тень уважения.
Крестовский не стал упираться и подыграл ей.
Я приехал из России тринадцать лет назад. Переквалификация, магистерская программа, докторская, лицензия Но вы правы, моей целью была не репутация, он встал, подошел к распашной, остекленной матовым стеклом двери и, слегка приоткрыв её, тихо произнес, Иви, сделайте нам два чая.
Адель вновь повернулась к окну.
Крестовский вернулся на место.
Моей целью был этот дом. Я захотел его, когда приехал. Гулял по Манхэттену, остановился на пересечении улиц, долго смотрел на фасад здания, на спокойный красно-коричневый камень, окна, потом немного посидел в Оупен-маркет. Там такие стойки вы, должно быть, знаете, на уровне земли. Перед твоими глазами ноги прохожих. Ты сидишь, думаешь и понимаешь, вот, это то, чего я хочу. У меня не было причин не добиться.
Да, не было, спасибо, задумчиво повторила Адель, опять проваливаясь в свои мысли.
Она не могла справиться сама. И сейчас, придя на прием, хотела использовать его как открывалку, как консервный нож. Чтобы аккуратно, без разрывов, вырезать то, что заставляло просыпаться её в холодном поту по ночам. Вырезать и похоронить в красивой маленькой могилке. Похоронить и больше никогда не возвращаться к этому вонючему, мерзкому трупику собственной боли.
Но он сбил её. Что было не так? Почему она перехотела делать это его руками? Стыдно? Но он же врач.
Я могу помочь, словно читая мысли, ответил он.
Эта фраза ударила очень сильно, она пристально посмотрела, приоткрывая себя и, блеснув глазами, опустила голову.
Я не знаю.
Крестовский попытался вернуть её:
Давайте ещё раз сначала.
Что? коротко спросила девушка.
Расскажите о себе.
Я русская, не задумываясь, повторила она.
Это так важно? Вы выделили это как характеристику.
Я не похожа на других. Не такая как все. Мне кажется, что это потому, что я русская.
Вы бывали в России?
Да, несколько раз. Меня возила бабушка. Когда мне было десять лет, мы прожили там почти год. Я ходила в русскую школу.
Вам понравилось?
Я не могу сказать, что мне понравилось, но для меня это было правильно.
Вы хотите вернуться? Тоскуете?
Нет.
Вы часто упоминаете бабушку. А мама?
Мама умерла. Давно. Когда я была маленькая. Я плохо помню её. Только нежность, теплые руки, как мы подолгу лежали в кровати перед сном и то, как она целовала меня. После её смерти я жила с отцом. К нам переехала бабушка. У меня есть ещё старшая сестра.
Вы были счастливы?
Да, у нас дружная семья, у сестры есть муж, дети. Мы все любим друг друга. Много праздников Много подарков.
Отец? Крестовский присмотрелся.
У нас близкие отношения. Можно сказать, что мы друзья. Хотя, девушка кивнула и легко вздохнула, в последнее время мы общаемся гораздо реже. Он много работает. Судоверфи Пакстона. Слышали?
Он кивнул. Крестовский изучил всё о её семье ещё неделю назад, когда она позвонила и записалась на прием.
Мне казалось, вы работаете с отцом.
Я занимаюсь рекламой для компании. Но когда все проекты запущены, бывают большие перерывы. Он с головой погружается в работу. Потом, внуки. На меня не так много времени.
Вам нужно больше?
Наверное Иногда мне хотелось бы поговорить.
О чем вы хотели с ним поговорить?
Адель задумалась. И потом, с большой теплотой и любовью в голосе ответила:
Может быть, просто поговорить. Ни о чем, было видно, как она в этом ответе отодвигает назад свою нужду.
Крестовский слегка подался вперед:
А о том, что вас угнетает, получилось поговорить хоть раз?
Адель мотнула головой и немного поморщилась.
Крестовский перестал спрашивать.
Девушка сидела в строгой прямой позе и смотрела мимо доктора глазами какого-то глубоко откровения или убеждения. Ему не совсем было ясно. До конца сеанса оставалось несколько минут.
После затянувшейся паузы, он, неожиданно для себя, произнес:
Мы можем просто разговаривать. Не как врач и пациент, «идиот», пронеслось у него в голове, давайте как друзья.
«Идиот и красавица», снова пронеслось в голове.
Адель перевела на него взгляд. Крестовскому захотелось запустить себя в этот взгляд целиком. Согреться её теплом, ведь у неё наверняка есть много тепла. А ему так давно холодно.
Девушка продолжала внимательно смотреть. И Ему показалось, что за секунду он стал сходить с ума. Словно он был не врач, словно не было стольких лет практики и самодисциплины. Он судорожно пытался вспомнить о профессионализме, о невозможности флирта, обо всех доступных методах лечения, но резкая фантазия о её губах, касающихся его кожи и приоткрывающихся от удовольствия, вспыхнула в голове ярким огромным пятном.