И вас храни Господь за вашу щедрость, поклонился в ответ отец Селиваний и перекрестился.
Глядя на него, как мог, перекрестился и Большов.
Потом отец Селиваний со своей матушкой небольшого роста худенькой женщиной в очках в черепаховой оправе и в белом платочке на голове сели в старенькую «Ниву», на которой они прибыли к Большову, и отбыли.
* * *
Через два дня, так и не дождавшись звонка с благодарностями от отца Викентия, Большов решил позвонить ему сам.
Здоровы ли вы, отец Викентий? с осторожностью в голосе осведомился Анатолий Семенович о здоровье батюшки.
Здоров, здоров, пробасил в ответ брат управляющего строительной компании Веселухи. Что-то вы потерялись, благодетель вы наш. Не звоните, не являетесь самолично Жду-жду от вас приглашения на освящение, а от вас молчание. Вроде как договаривались в ближайшее же время, а уж четыре дня минуло
Как же Большов просто-таки опешил от таких слов отца Викентия. Как же, простите Вы ведь приболели, по моим сведеньям
Да нет, здоров, слава богу! заверил священнослужитель Большова. Не знаю, кто уж вам такую весть принес. Так что же? Когда мне подъезжать? У меня сегодня в три часа есть свободное время.
Как в три часа? правый глаз Анатолия Семеновича дернулся в тике. Вы деньги от меня получили? Большов решил задать вопрос прямо и без обиняков. Вы ведь вместо себя отца Селивания послали. Он все таинство, или как там это у вас действо называется, провел. Я ему деньги за услуги хорошие дал и еще пожертвовал на строительство часовенки. Немало пожертвовал. Хватит ли?
Ничего не понимаю, испуганно ответил отец Викентий. Какие деньги? Какой отец Селиваний? Я никого не посылал. Я от вас лично звонка ждал, как и договаривались. Что значит дали деньги за услуги?
Вопросы отца Викентия так и лились горячей лавой в ухо Большова, и чем больше было этих вопросов, тем сильнее разливался жар по его телу, пока Анатолий Семенович не начал гореть, как в адском пламени. Он уже понял, что его сейчас хватит удар, если он не прекратит поток этих вопросов и не ответит.
Как так ка-какие деньги?! не выдержав, заорал он, заикаясь, в трубку. Я кучу бабла отвалил твоему засланному казачку, а ты спрашиваешь, какие деньги?!
Не орите так громко, после долгого молчания ответствовал ему батюшка. Смирение, сын мой, еще никому не повредило. Здоровее будет не только душа, но и тело. Я повторюсь я никого не посылал. Да и не знаком мне никакой отец Селиваний. Нет у меня такого священника! По всей видимости, вас, Анатолий Семенович, ввел в заблуждение приспешник сатаны и, обманув вас, прихватил ваши Отец Викентий сделал паузу и уточнил: Наши с вами деньги. Надо бы в полицию заявить, посоветовал он на прощание и, более не говоря ни слова, отключил связь.
У Большова потемнело в глазах, и он едва не упал. «Так и до инфаркта недалеко, подумал он, нащупал у себя за спиной кресло и сел в него. Нужно успокоиться, а потом А что потом? Потом придется звонить Орлову и спрашивать у него, кто из их ведомства быстро и оперативно сможет разыскать этого попа с моими деньгами»
О боже! За что мне все это? вопросил в пространство Анатолий Семенович.
Впрочем, ответ на этот вопрос он знал. Вот только не нравился ему этот честный ответ. А потому он решил больше не взывать ко Всевышнему понапрасну и, промаявшись еще одну ночь без сна, достал из своего письменного стола записную книжку, чтобы найти в ней номер телефона Петра Николаевича Орлова генерала Главного управления уголовного розыска России.
6
Подполковник Гуров, находившийся у себя в кабинете на Житной, изнывал от июньской жары и чувствовал себя не лучше мухи, застрявшей в липкой летней паутине. Мысли вяло текли у него в голове, образовываясь в какие-то фразы, но жара не позволяла сосредоточиться на документах, которые уже давно нужно было привести в порядок. Начальство в лице генерала Орлова начинало уже не просто намекать Льву Ивановичу о его служебных обязанностях, а требовать открытым текстом оформить все дела должным образом.
Бумажной работы, в основном бесполезной, у любого оперативника всегда хватает. Нет, конечно же, Лев Иванович понимал, что нужно было хоть как-то оформлять и разные агентурные донесения, и наблюдения, и прочие результаты оперативно-разыскной работы. Но вот выводы Кому они нужны, его выводы? Все равно следователь будет строить дело не на них, а на фактах, которые он, Гуров, ему раздобудет. Но порядок есть порядок, и хочется тебе эти выводы писать или нет никто тебя, простого оперативника, не спрашивает, но зато требует, чтобы написаны они были по всей полагающейся им форме. Даже если ты полковник и «важняк».
Все и городская духота (от которой не спасал даже настольный вентилятор), и тягучие мысли, и необходимость бумажной работы навевали на полковника скуку и лень. А поэтому Гуров больше сидел и думал о рыбалке, о скором отпуске о чем угодно, но только не о выводах и агентурных донесениях. Вдруг в кабинет быстрым шагом вошел его напарник и единомышленник Станислав Крячко. Лев Иванович встрепенулся и потянулся, расправляя затекшие от долгого неподвижного сидения плечи, спину и поясницу, и угрюмо ответил на бодрое приветствие друга:
Как тебе, Станислав Васильевич, удается в любую погоду оставаться бодрым и активным? Я тут с самого утра сижу и никак не могу сосредоточиться и понять, что же я тут такого понаписал в агентурной записке, согласно устному сообщению своего агента Васьки Шмаровоза, а ты ласточкой летаешь в такую жару, и тебе хоть бы что свеж как роза в майский день.
Крячко рассмеялся и бодро ответил:
А оттого я и весел, и бодр, Лев Иванович, что не сижу в душном кабинете, а бегаю, как тот верблюд из анекдота. И чем быстрее бегу, тем бодрее ветерок обвивает мне и хорошо, прохладно.
Смотри, не замерзни, с досадой буркнул Гуров. А досадно ему было из-за того, что Крячко легче него переносил и жару летом, и холод зимой. Такой уж у его был организм, у этого гуровского напарника и друга.
Не кипятись, Гуров, я тебя сейчас утешать буду, пообещал другу Крячко и сел за свой стол, предварительно бросив на него папку с какими-то бумагами. Помнишь ли ты, что у моей Наташи в этом месяце день рождения, или от жары у тебя совсем все мысли и память расплавились?
Гуров в задумчивости почесал затылок:
Вроде бы как Маша мне что-то такое говорила на днях
Ну, хоть Маша у тебя пока еще провалами памяти не страдает, хохотнул Крячко. А потому уже в следующее воскресенье мы приглашаем вас, уважаемый Лев Иванович, с супругой естественно, к нам на дачку на шашлычок и коньячок, как это принято сейчас говорить.
Крячко, пить в такую жару коньяк это значит приблизить себя к инсульту, наставительным голосом изрек полковник Гуров. Хотя дачка это хорошо. Мы вот с Марией все никак не соберемся
Лев Иванович не договорил, потому что к ним в кабинет словно цунами ворвался оперуполномоченный Центрального района столицы Иван Береговой по прозвищу Умереть не встать. Прозвища у оперов дело обычное, и давались они чаще всего или по фамилии оперуполномоченного, или по какой-либо особенности внешности или характера оного. Особенностью Берегового была его привычка вставлять в свою и без того заковыристую речь выражение «умереть не встать».
В глаза, конечно же, Берегового так никто не называл. Не принято называть коллег по прозвищу прямо в лицо. Не бандюганы ведь все-таки, а оперативники. Это только в разных криминальных шайках воры друг друга по кличкам называют, а тут вам не «хаза» и не «малина» какая-нибудь, а серьезное государственное правовое учреждение. Но сам Иван о своем прозвище, конечно же, знал и не обижался, если кто-нибудь обзывал его таким словосочетанием. Потому как честно признавал за собой такую филологическую привычку применять выражение «умереть не встать» и по поводу, и без повода.