Месяца два назад, продолжала девушка, не дождавшись ответа от Джесси, я предложила мистеру Спенсеру продавать в его парикмахерской мои мощные кондиционеры для волос. Эми-Роуз почувствовала, как по телу расходится тепло. Они имели большой успех. Мистер Спенсер сказал, что они разошлись мгновенно. А потом он поехал к дочери в Джорджию. У него там внуки, и
Джесси смахнула ладонью горку муки над краешком чашки.
Девочка, давай уже про парикмахерскую. Тут она повернулась, уложила ладонь на бедро и посмотрела на Эми-Роуз увлажнившимися глазами: Ну, не тяни, сказала повариха, прочистив горло.
Эми-Роуз зарделась:
Мистер Спенсер согласился сдать мне в аренду свою парикмахерскую, и тогда он сможет переехать на юг, к дочери.
Эти слова она выпалила так быстро, что в легких не осталось воздуха. Она заметила, что остальные служанки замерли, забыв о работе. Сердце бешено забилось, когда Эми-Роуз увидела то, как широко раскрылись их глаза, как они медленно повернулись к Джесси. Повариха Дэйвенпортов и самопровозглашенная начальница над прислугой прижала ладони к щекам, обошла разделочный стол для мяса и обняла Эми-Роуз.
Ох, твоя мама так тобой гордилась бы! воскликнула Генриетта, стоявшая у буфета с серебряной посудой.
Гетти права. Твоя мама тобой гордилась бы. Джесси погладила Эми-Роуз по щеке. Но пока ты еще здесь, отдели-ка желтки от белков.
В ее указании не было обычной строгости, и Эми-Роуз послушно взяла нож.
Гетти подошла к девушке и сказала (хотя старалась, наверное, прошептать):
А как же мистер Джон?
Он когда-нибудь унаследует компанию отца. Эми-Роуз прогнала от себя образ Джона, каким она увидела его в гараже: поношенные штаны, рукава засучены до локтей. Мышцы его предплечий перекатываются под кожей. А у меня будет своя собственная.
Джесси обернулась, лицо ее скривилось (она явно намеревалась прочитать новую нотацию), но тут заметила движение за окном:
А этому мальчишке что надо?
Эми-Роуз проследила за взглядом поварихи и увидела в саду Томми, сына Гарольда. Парень махал ей рукой. У него была кожа теплого коричневого оттенка и широкие, искрящиеся энергией глаза глубокого карего цвета они могли расположить к себе любого. После смерти матери Эми-Роуз кормила и расчесывала лошадей вместе с Томми: на свежем воздухе ей становилось полегче. Они вместе подолгу ездили верхом по пастбищам Дэйвенпортов и в итоге стали близкими друзьями. Когда Эми-Роуз рассказала Томми о своей мечте когда-нибудь открыть парикмахерскую для темнокожих женщин, Томми поздравил ее так, будто она ее уже открыла. От воодушевления друга надежда Эми-Роуз окрепла.
Это подождет, недовольно сказала Джесси, но Эми-Роуз уже пошла к выходу.
Томми расхаживал взад-вперед вдоль ограды, крутя в руках шляпу. В его глазах был непривычный азарт, и во всех его движениях чувствовалась такая кипучая энергия, что сердце Эми-Роуз наполнилось одновременно радостным возбуждением и страхом. Как и Эми-Роуз, Томми вырос рядом с детьми Дэйвенпортов, но он никогда не переступал черту, разделявшую семью господ и прислугу. Он так и не стал другом Джона, своего ровесника, хотя единственный сын Дэйвенпортов проводил в мастерской и на конюшне столько же времени, сколько единственный ребенок главного кучера. Казалось, на одного только Томми не действовало обаяние Джона.
Я уезжаю, заявил Томми вместо приветствия.
Эми-Роуз замерла на полушаге.
Томми продолжал:
Я договорился с проводником на железной дороге на Санта-Фе, он согласился сделать мне скидку на билет. Я еду на запад.
На запад? повторила Эми-Роуз.
Она не могла осмыслить слова Томми. Хотя отъезд друга не должен был стать для нее неожиданностью. Он пытался сбежать из «Порта Свободы», едва достаточно вырос, чтобы работать, «не зря есть свой хлеб», как говаривал его отец. Томми поклялся, что уедет отсюда и сам сколотит состояние.
Я разговаривал с человеком из Чикагского отделения Национальной лиги негритянского бизнеса. Он сказал, что на западе новые города растут как грибы. Там уйма возможностей.
И где у тебя будет больше возможностей, чем здесь?
Мне нужно начать жизнь на новом месте, где меня не будут называть одним из слуг Дэйвенпортов. Я не собираюсь вместо уздечки брать в руки набор чистильщика обуви, когда в стране все перейдут на безлошадный транспорт. Томми опять принялся крутить шляпу. Его в этот миг было не узнать. Эми-Роуз, мне предложили работу в страховой компании.
Эми-Роуз растерялась:
Ты хочешь продавать страховки?
Друг рассмеялся:
Они занимаются не только этим. Они помогают темнокожим предпринимателям брать займы и приобретать недвижимость. Благодаря этому выросла южная сторона Чикаго. Томми вплотную подошел к Эми-Роуз и взял ее руки в свои. Через шесть недель я сяду на Калифорнийский экспресс. Он обнял ее за плечи. Я хотел, чтобы ты узнала об этом сразу после отца. Друг отстранился от Эми-Роуз и покачал головой, будто и сам был поражен своей новостью. А еще я хотел сказать тебе спасибо.
Мне спасибо?
Ты меня вдохновила. Я слушал о твоих планах насчет салона, смотрел, как ты донимала каждого предпринимателя в центре вопросами до тех пор, пока тебя не выставляли за дверь. Тут они оба улыбнулись, вспомнив, как Клайд, хозяин галантерейной лавки, именно так и сделал. Когда ты принесла свои сбережения в банк, ты была настоящей силой, с которой хочешь не хочешь, а будешь считаться. Друг рассмеялся. По-моему, я тебе был без надобности. Томми посмотрел на подругу с искренней теплотой, и у девушки от нахлынувших чувств защемило в груди. Не за горами тот день, когда ты воплотишь все свои мечты в жизнь. И я хочу, чтобы у тебя получилось. И у меня тоже.
Эми-Роуз бросилась ему на шею. От Томми пахло сеном и лошадьми, по́том и решимостью. Томми словно пролил бальзам на ее истерзанную душу, когда ей нужен был друг. Он хороший человек, трудолюбивый и полный достоинства. Как она могла не поддержать его?
Не беспокойся, добавил он. Я приеду навестить отца. И поспею как раз к торжественному открытию твоего салона.
Девушка рассмеялась, чувствуя ком в горле, и отступила на шаг. Эми-Роуз попыталась представить «Порт Свободы» и Чикаго без Томми. И мир вокруг ей показался тусклее. Как будто прочитав ее мысли, друг провел пальцем по ее щеке и поймал слезу, которая не успела упасть. Он сказал:
Каждому когда-то приходится покидать дом.
Глава 4
Руби
Руби Тремейн любила свою подругу, правда любила, но ничто так не напоминало Руби об условиях ее собственной жизни, как момент отдыха на кровати Оливии под шелковым балдахином после долгого хождения по магазинам за вещами, которые Оливию особо и не волновали.
Жизнь Руби сводилась к строгому планированию расходов и вежливым улыбкам, при этом Маргарет, служанка, которая теперь у Руби с матерью была одна на двоих, распарывала старые платья девушки и пыталась перешить их так, чтобы они выглядели дерзкими и непохожими на прошлогодние модели и могли бы сойти за новые. К счастью, благодаря последней моде на более узкие и короткие подолы ткани для этого хватало.
Руби пыталась не обращать внимания, что отец все строже контролирует ее траты, ведь самые влиятельные лица города по-прежнему каждую неделю приезжали к ним на ужин и их семья на ипподроме всегда располагалась в особой ложе. Но вот прошлой весной Генри Тремейн усадил жену и дочь в своем кабинете и сообщил, что собирается баллотироваться в мэры. «И всем нам придется внести свою лепту», сказал он.
«Внести свою лепту».
«Внести свою лепту» все чаще означало, что решения принимают родители, а последствия выходят боком дочери. Руби старалась сосредоточиться на выгодах, которые ждут их, когда отец станет наконец мэром. Она жила в куда лучших условиях, чем ее двоюродные братья и сестры в Джорджии, которые благодаря помощи ее отца недавно смогли получить во владение землю, которую раньше дядя арендовал под ферму. Они выращивали хлопок сырье для тканей, которые производились на прядильной фабрике-общежитии Тремейнов. Но неурожай на Юге наложился на отток финансов из-за предвыборной кампании, и это сказалось на положении семьи.