Детям строго-настрого запрещалось одним приближаться к заброшенной дороге, ведущей туда, и все привыкли нельзя так нельзя. Гиблое место, как его называли, оно и есть гиблое, нормальный человек не сунется, стороной обойдет, говорить о таком не станет: ни к чему в свою жизнь поганое тащить.
Затронув запретную тему, Катя уже через секунду пожалела об этом, но отступать было поздно. Поэтому пришлось продолжать.
Зря я ляпнула. Но раз уж Катя тоже села и откашлялась. Километрах в шести от нас или больше заброшенный поселок есть. Его в советское время построили, после войны. Названия нет, только номер. В-26. Он секретный был или вроде того. Люди, которые там жили, на комбинате работали. Предприятие тоже осталось, заброшенное. Старики говорят, когда поселок только-только строить начали, местные знали: добра не жди.
Сама того не заметив, Катя заговорила на манер покойной бабушки или бабы Лены, которую мама просила присмотреть за дочкой, пока сама была на работе. Бабушка с дедушкой умерли один за другим, когда Катя пошла в первый класс.
Почему они так думали? Рома смотрел серьезно, без улыбки.
Катя приободрилась.
Точно не знаю. Никто не знает. Одни говорят, там кладбище старое было. Нельзя же мертвых тревожить! Другие думают, там была деревня, где жили вогулы манси. Их прогнали с тех мест, и шаманы прокляли поселенцев. Но как бы то ни было, а только не успели люди поселиться, как началось.
Катя выдержала драматическую паузу.
Что началось? не выдержал Роман.
Люди стали гибнуть. И не просто так сердце, грипп или авария. В одно прекрасное утро нормальный человек с катушек слетал, с ума сходил и Катя запнулась, сам себя убивал.
Роман бросил на сестру сочувственный взгляд, но она не заметила.
Пропадали многие, исчезали бесследно, никто найти не мог. Потом страшное преступление совершилось: девочка одна пропала, но на этот раз пропавшую нашли. Мертвой. Отец ее считал, что начальник поселковый дочку его подкараулил, изнасиловал и убил. Ему не верили, дело забуксовало, убийцу не искали. Тогда отец с горя сам преступника наказал: убил его, жену и детей.
Роман покачал головой: ужас, что и говорить.
Но и это еще не все. В конце восьмидесятых или в начале девяностых снова случилось массовое убийство, еще больше народу погибло. Убийца был тихий, бессловесный инженер, и вот втемяшилось ему что-то в голову, мерещиться начало и он убил семью и соседей. Говорят, человек десять! Или даже двадцать.
Или тридцать, сказал Роман.
Увлеченная рассказом Катя не заметила иронии.
Не знаю, сколько. Неважно. Много. После этого люди оттуда разбежались. Уехали кто куда, а предприятие закрыли. С тех пор там никто не живет. Никто туда даже не заглядывает. Бабуля моя Она тебе, кстати, кто?
Роман почесал переносицу.
Наверное, двоюродная бабушка, раз ты двоюродная сестра.
Катя обдумала его ответ.
Звучит логично. Так вот, она говорила, что в гиблые места такие, как тот поселок, нельзя ходить потому, что они прилипают к человеку. Девочка замялась, пытаясь сформулировать яснее, чтобы Роман понял. Люди ушли, но то зло, которое их прогнало, осталось. Оно никуда не девается, так и обитает там, звереет, сходит с ума от голода. А если человек туда сунется, оно за ним увяжется, станет таскаться хвостом. Бедолага, конечно, ничего не увидит, не заметит поначалу, но вскоре поймет.
Брат не особенно проникся этими словами, но Кате хотелось, чтобы он осознал, прочувствовал. Поэтому она немного понизила голос и нараспев, как бабушка это обычно произносила, договорила:
И стоит тот поселок заброшенным уже больше тридцати лет. Никто туда не ходит, близко не приближается ни днем, ни ночью. А если угораздит кого забрести в те места, обратно он уже никогда не вернется. По ночам в тех краях голоса слышны: плачет кто-то, воет, стонет
Кто же слышит, если никого там не бывает? перебил Роман.
Катя прикусила губу: в самом деле, кто?
Знаешь, что я думаю? Роман прищурился. Чушь все это!
Как это чушь? возмутилась Катя. Поселок точно есть, мне мама говорила. Я к ней прицепилась с вопросами, когда мелкая была. Она врет, по-твоему?
Почему сразу врет? Есть поселок, кто спорит. Но страшилки выдумали специально, чтобы народ туда не совался, особенно дети. Поселок нежилой, все кругом рушится, стены ветхие. Полезет какой-нибудь дурачок малолетний и свалится, ноги переломает. Или кирпич ему на башню упадет. Кому такое счастье нужно? Вот и придумали от греха подальше.
Не знаю, с сомнением отозвалась Катя. Может, ты и прав.
Я прав, заявил Роман. Но это не отменяет того факта, что там, по-видимому, просто мега круто. Как в Припяти! Интерьеры советской эпохи, дома, подъезды, квартиры, время застыло Он вскочил с одеяла. Если туда, как ты говоришь, никто не ходит, то получается, место не истоптанное. Мы будем первыми, кто там окажется за много лет!
Кто? Мы? Кате стало не по себе. Такого она не ожидала и, рассказывая Роме эту историю, не предполагала, что ему вздумается прогуляться в мертвый поселок. Погоди, ты же сам говорил, что там все древнее, еле держится, сунется малолетка и пиши пропало!
Так мы не тупые малолетки. Роман многозначительно приподнял бровь. Я так точно нет. Насчет тебя не уверен.
Хватит меня троллить! притворно надулась Катя. А вообще ты прав. Я в Липнице всю жизнь живу, а в заброшенном поселке не была.
Вот и я о том.
Решено. Маме только не проболтайся, она меня убьет. И тебя заодно.
Глава четвертая
В субботу Ян вернулся с работы пораньше, как и обещал. У Лизаветы все было давно готово, так что оставалось только отнести вещи в багажник и отправиться в путь.
Они решили доехать до одного местечка в лесу (коллега Яна, живший недалеко отсюда, в райцентре, подсказал направление), оставить машину и дальше двинуться пешком.
По словам все того же местного строителя, если пойти в правильном направлении, то примерно километра через четыре увидишь небольшой водопад. Невысокий, конечно, но живописный. Называют его Кузнечиком, потому что он с мелодичным журчанием скачет по камням. А рядом есть поляна, на которой можно поставить палатку.
Красота же! радовался Ян. Будем жарить сосиски, печь картошку и слушать Кузнечика.
Семенов одолжил им свою потрепанную палатку (к счастью, она оказалась двухместной). Еще у него имелись надувная подушка, спальник и туристическая газовая лампа. Больше ничем полезным он поделиться не мог. Пришлось брать одеяла (не на земле же спать), а если прибавить к этому продукты и прочие мелочи, то рюкзаки получались увесистые. Лизавета гадала, как она станет тащить на своем горбу этакую тяжесть. Не ровен час, свалишься, ноги переломаешь.
Однако в целом Лизавета была настроена оптимистично: энтузиазм Яна передался и ей, так что она горела желанием отыскать Кузнечика и провести подле него много приятных часов.
Автомобиль вырулил за пределы деревни и покатил в сторону леса. Дорога вела в глушь, в противоположную от районного центра и всей цивилизации сторону, делаясь по мере удаления от Липницы все уже, хуже, непроходимее.
Придорожные кусты сжимали дорогу с обеих сторон, а когда машина въехала в лес, ветви деревьев нависали над нею, так что Яну и Лизавете казалось, что они очутились в тоннеле.
Но какая-никакая, а дорога имелась, и Лизавета спросила, куда она ведет.
Ян, не поворачиваясь к жене, ответил:
Дальше поселок есть. Заброшенный. В советское время то ли производство какое-то было, то ли добывали что, точно не знаю. Потом перестройка началась, многие предприятия закрылись, сама понимаешь. И там тоже все остановилось, работы не стало, поселок опустел, люди ушли. С той поры никто в поселке не живет, а дорога заросла.
Лизавета была не из тех людей, которых манила романтика заброшек и покинутых мест. Она не понимала, что некоторые находят в том, чтобы лазать по оставленным людьми строениям: на нее саму они наводили жуть. Потом Лизавете вспомнился недавний разговор, и она спросила: