И что теперь делать? спрашиваю.
Мусор в лейтенантских погонах:
Ждёшь следующую секцию, садишься с протоколом. А потом заплатишь штраф и проезд. Не оплатишь в институт сообщим. Ясно?
Куда ясней. Сижу на лавочке у вокзала, жду электричку. Подходит паренёк. Не помню: я ли у него стрельнул сигаретку, он ли у меня. Разговорились. Он, оказывается, только-только демобилизовался. Девчонка любимая его ждала, два года письма слала, а под приказ замуж засуетилась. Вот на свадьбу он и прикатил в деревню Еманжелинку. Сам-то троицкий, городской. Да только никому не стал он здесь нужен вытолкали за порог. Выслушал я его, посочувствовал, на том и расстались. Час сижу, другой проходит. Электричку для меня объявили. Тут и дембель свежепознакомленный появился несётся на всех парах. А за ним мама дорогая! толпа пьяных мужиков. Должно быть, любовью раненое сердце вновь на свадьбу его затащило, ну а там, понятно все уже разогрелись до нужной кондиции.
Срубили его в шагах двух от меня. Он ручонку тянет:
Помоги, друг.
Какой, помоги! Свои бы проблемы решить вон электричка подошла. Но меня никто не спрашивал на чьей ты, парень, стороне? Засвистели, замелькали кулаки бац! бац! Я и окривел сразу на один глаз. Но другим-то вижу. Нет, сам себе говорю, не для того меня с электрички ссадили, чтобы пьяные мужики на еманжелинском вокзале до смерти забили. Сумкой прикрываюсь, одному как засадил в дыхалку ногой. Смотрю крючится у лавочки. Другой вообще кульбит через неё и застрял в кустах надолго. А мне же домой надо. Рванул к электричке. Только сглупил малость: мне бы через пути и прямо к дверям открытым, а я по дорожке. Ну и выскочил на середину вагона. А там ни дверей, ни дверцы. Пока размышлял: направо иль налево ринуться, меня настигли, и снова бац! бац! Ажна искры из глаз. Вот сволочи, другой бы раз поучил вежливости, а сейчас, простите, тороплюсь вот-вот электричка уйдёт. Рванулся в одну сторону не пробиться, в другую та же картина Репина: приплыли, называется. Но в жизни всегда есть место случаю. Случилось: курили парни в тамбуре, видят потасовка. Выскочили бац! бац! лежат орёлики и на свадьбу свою не торопятся. Меня в вагон затащили, а я уж ничего не вижу. Вот такие дела.
Постовальчик очень мускулистые руки за голову закинул:
А я всё думаю: узнаешь ты меня или нет?
Признаюсь, память на лица плохая, говорю. Уж сам расколись: со свадьбы ты или с электрички.
Я тебе намекну, а ты постарайся догадаться сеструхин платочек увёз тогда.
Помню, обтирали мне личико разбитое две девицы. Тогда, значит.
Я протянул Постовалу руку:
Спасибо, друг.
Брат, поправил он.
Твой должник.
Сочтёмся.
После продолжительного молчания Постовалов окликнул ребят напротив:
Эй, вы там расскажите что-нибудь?
Дмитриев пробурчал что-то по-стариковски. А Чистяков рявкнул:
Я отца зарубил!
Понятно.
Я свесил голову к Женьке Талипову на нижней полке:
Ты боксёр?
Тот потрогал сломанный и приплюснутый нос.
Нет, это копытом. Лошадка подо мной на льду поскользнулась два перелома от ступни до колена. А как поднялась ещё копытом в лицо. Вот я полз домой и думал замёрзну.
В трёх словах а какая жуткая история. Я представил бр-р-р! упаси Бог.
Постовальчик свесил голову к Захарову:
Санька, расскажи ты историю.
А про что рассказать?
Про баб, конечно ты у нас мастер по этой линии.
Захар без бахвальства:
Дак у меня и опыт большой. Я ведь с раннего детства начал.
Как ты их обалтываешь?
Легко. Я ведь упрямый: пристану хрен кто отвяжется. Этим летом девчата на току работали зерно лопатили. Я в обед на машине приехал, Танюху там одну в склад заманил, на пустые мешки завалил.
Дай, говорю.
Она:
Нет.
Дай.
Нет.
Ну, как хочешь, говорю. Только знай, я упорный: могу лежать на тебе весь обед. Да хоть до самого вечера.
Ну и как?
Дала куда ей деваться. Я ж говорю упорный, никто не устоит.
Не любил пошлых разговоров. Но Захар так безыскусно и в то же время юморно рассказал о своей победе, что я посмеялся вместе со всеми. Да и Танюхе упомянутой может и не совсем плохо было. Иначе б парился Захар на нарах, а не ехал в поезде служить в элитные войска.
Ребята мне понравились, и не за копчёное сало, гусят-поросят своей непосредственностью. Все они были родом из Уйского района, только из разных деревень Ларино, Верхнее и Нижнее Усцелёмово. Окончили СПТУ Вовка и Женька механизаторами, а Захар водителем грузовика. Хотелось ему служить за баранкой, а не на катере. Да и механизаторы готовые танкисты. Но военкому видней где кому. Ну и едем чего тут обижаться? И на кого?
На следующий день мичман Титов навёл в вагоне флотский порядок. Всю обувь спрятали в ящики под нижние полки. Ходили в носках. Кому нужно покурить или в туалет в тамбуре стояли три пары ботинок самого большого размера. С расчётом один в туалет, двое курят.
Титов курильщикам:
Надо беречь своё здоровье: оно теперь принадлежит Родине.
За порядком следили дневальные. Трижды в день после еды (питались мы в вагоне-ресторане) загоняли они всех на полки и мыли «палубу». А попросту влажной тряпкой протирали пол вагона. Ночью тоже мыли один раз после отбоя.
Вы не представляете, как хорошо думается под стук колёс! О чём? Да о чём угодно. Вот, например, похоже наше противостояние с НАТОй на борьбу древней Спарты с Афинами? Спартанцы символ мужества, чести, доблести воинской. Полное презрение к роскоши, разврату, неги и ленности. И наоборот уважение к женщине, простой суровой жизни, заполненной упорными занятиями, и, как результат, победы во всех сражениях. Они даже говорили лаконично, то есть кратко, метко и по делу. А американцы, то есть афиняне это бесконечная погоня за богатством. Когда оно есть жратва от брюха, порочные женщины, от которых детей заводить стыдно. Хвастовство сплошное. И, конечно, за меч браться не хочется. Зачем? Пусть наёмники упираются. Вот у нас армия народная, служба долг Родине, а америкосы только за деньги. Думаю, мы им накостыляем. Хотя, войны, конечно, не хочется. Мы их должны победить в мирном соревновании. На экономическом поприще. Что для этого у нас есть? Конечно, колоссальные богатства огромной страны. И народ, закаленный суровой жизнью дружный, работящий. Есть, конечно, исключения. Чебуреков взять вечно они толкутся на базарах, за копейку готовые удавиться. И сталь варить, конечно, не могут. И не хотят. И станки делать. И землю пахать. Что с ними делать? Государство, конечно, воспитывает молодёжь партия, комсомол, пионерия. Но если отец на базаре кем сынок вырастет? Да торгашом и вырастет, что ему не внушай. Что же делать? Есть над чем задуматься.
Вот Афины. Им не надо было думать: кем стать и как жить. Вся Греция через их порт Пирей товары тащила вот и не зевай, набивай мошну торговлей. А Спарта? Такой она стала и прославилась в веках благодаря одному человеку Ликургу. Пришёл он, посмотрел на людей и сказал: надо жить вот так и не иначе. Всем понравились его законы и возник город Спарта, и стал таким, каким мы его теперь знаем. Вот бы мне стать советским Ликургом написать законы, убедить всех, что именно так, и только так, жить надо. Законы у нас Партия издаёт, Верховный Совет и Правительство. Мне туда только в мечтах. Но ведь можно затеять преобразования, скажем, в одном отдельном коллективе. Как пример для подражания. Как ядро для кристаллизации.
Мои новые друзья механизаторы, парни вполне сметливые, подвижные, в смысле, к новому. Подбить их, да и других желающих после дембеля поехать, ну, скажем, в Казахстан, на целину. Организовать там, на пустом месте, в дикой степи колхоз, коммуну да как угодно назови коллектив, который будет жить, и трудиться по правилам самими установленными. Упорный труд, занятия спортом, художественной самодеятельностью, и основа основ флотский порядок и чекистская самодисциплина.