Вы спросите, к чему такой строгий фэйс-контроль в столь безобидной игре, или это был клуб красавчиков и красавиц? Отнюдь! Требования к внешности были весьма либеральными, иначе на всю Москву нашлось бы три-четыре лисы и с десяток охотников, которые бессмысленно и одиноко бродили бы по необозримым просторам мегаполиса практически без шансов сблизиться на расстояние, необходимое для начала охоты. Между тем клуб был настолько популярен, что практически при каждом включении приемника можно было рассчитывать на секс.
И все же такие меры предосторожности были вполне обоснованы. Прежде всего, они помогали отсеивать людей неадекватных, каковыми во множестве изобилует любой мегаполис, малолеток, пожилых и людей с чрезмерными дефектами внешности и фигуры, а кроме того, регулировать национальный и расовый состав клуба (национальный вопрос был серьезной и болезненной проблемой в Москве, как впрочем, и в других мегаполисах России и Западной Европы). Кроме того, они затрудняли возможность дисквалифицированным членам тут же зарегистрироваться под другим именем и с другой фотографией, не дожидаясь конца дисквалификации.
В конце концов, любая игра основана на правилах, обязательных к соблюдению, а фэйс-контроль есть в каждом приличном ночном клубе.
Ее звали Атлантида, а его Ипполит. Лиса и охотник, они сошлись на Садовнической набережной сумеречным апрельским днем. На минуту или две тучи стали тоньше, сквозь них проступило бледное, бесцветное пятно солнца, и ветер стих. Они встретились взглядом и, оставшись довольны друг другом, отошли от горбатого пешеходного мостика, подальше от посторонних глаз. Она была в черном коротком пальто, он в коричневой кожаной куртке и, как и она, в джинсах темно-синего цвета.
Они не обмолвились ни единым словом вроде обычных: «Лиса», «Это ты?» или «Привет». Все было ясно без слов.
Она молча подошла к чугунному, крашеному черной краской парапету и легла на него грудью. Перед ее глазами была бурая вода водоотводного канала, качающиеся на мелких, рябых волнах серые утки, медленно плывущие по течению деревяшки, полиэтиленовые пакеты и пластиковые бутылки, и бледное отражение невнятного солнца. Он приблизился к ней сзади вплотную. Расстегнув и распахнув куртку, укрыл ее от прохожих. Впрочем, здесь их было немного, только с половины шестого до половины седьмого вечера мостик и прилегающий участок набережной наводнялся полчищами офисных служащих, шествовавших к метро, но сейчас был полдень, и все было тихо, лишь проезжали редкие машины.
Закрыв глаза, она почувствовала, как он задирает пальто, пытается спустить джинсы. Она не расстегнула ширинку, пусть он сделает это сам. Он сделал. Трусики прилипли к ее телу, скрутились, когда он спускал их, и он едва сдержался, чтобы не чертыхнуться. Все это было неудобно и неловко, но вслед за этим его член неожиданно легко проник в нее, и так глубоко, что она шумно вздохнула, едва не вскрикнув от нахлынувшего удовольствия.
Впервые она забыла про презерватив. Все происходит в доли секунды и только затем оформляется в чувства, мысли и принимаемые решения. Наш мозг лишь обслуживает спонтанные реакции, оформляя их по нашему вкусу как парадоксы или как осознанный выбор, но какое таинство происходит в эти доли секунды?
Войдя в нее, он как будто перестал существовать, мгновенно растворившись в ней, или вернее, слившись с ней в едином экстазе приливов и отливов как мировой океан планеты Солярис. Его пробирала дрожь, удовольствие то растекалось волнами по его телу, то концентрировалась в затылке, позвоночнике или половом члене так остро, что он вскрикивал и начинал шумно дышать. Она выгибала спину и, мотая головой, закусывала губу, чтобы не закричать на всю набережную, город, и если бы она позволила себе это, стаи ворон в испуге сорвались бы с куполов храма Василия Блаженного, что были так близко отсюда.
Ее пробивали разряды оргазмов, и за первым, наступившим почти сразу, уже через несколько минут, показавшихся ей часами или секундами время бешено сжималось и расширялось как пространство пульсирующей звезды последовали второй и третий, а затем она утратила способность к арифметическом счету и вообще к осознанию того, что с ней происходит. Ее ноги бессильно подогнулись, и ему приходилось удерживать ее, сделав стойку на парапет и подхватив ее подмышками, в то время как он и сам был близок к обмороку. Ее влагалище начало ходить волнами, но это была не сознательная техника секса, а нечто непроизвольное, природное, что поднялось из самых темных глубин не сознания даже, и не подсознания, а чего-то, о чем мы не знаем, но что только и управляет нашей жизнью, поступками и ощущениями.
Есть безусловно приятные ощущения как почувствовать всем телом тепло костра, промерзнув в зимнем ночном лесу, до дрожи, до выступивших слез. Вот так же безусловным было ее и его наслаждение. И окончательно потеряв способность соображать, он кончил в нее.
Его член содрогался, извергая сперму в самую глубину, а они даже не понимали этого, слившись в едином оргазме и закричав, оба, уже не сдерживая своего крика, и этот вопль упоения взорвал воздух над темной водой и прокатился всеми водными артериями столицы полумира как взрывная волна, затерявшись в далеких и темных лесах Подмосковья, и прогулочные катера закачались на волнах.
Стаи ворон взлетели с золотых куполов Кремля и с оглушительным карканьем закружили над Красной площадью, когда они сообразили, что произошло. Она не предохранялась, и хотя день был «безопасный», после такого упоительного соития даже камни могли зачать. Повернувшись друг к другу и одновременно поняв ужас произошедшего, они испугались, но меньше, чем на секунду, после чего слились в долгом до головокружения и стука в висках поцелуе.
Это было нечто особенное, совершенно непохожее на обычный секс с кем попало. Ощущение было настолько сильным, ярким и неожиданным, что Ипполит решил никогда больше этого не повторять. Это был их первый и последний раз.
После такого секса бросают все прежние связи, семьи, привязанности и отдаются стихии безумия, но разумеется, не современные люди и не в Москве, где хотя бы один из двоих усилием воли сохраняет рассудок и расставляет все по своим местам.
Что значило «бросить все» для нее? Вот уже шесть лет она была одна, живя в однокомнатной квартире, не знавшей ремонта уже лет тридцать или сорок, в сталинском доме на станции метро Аэропорт с семнадцатилетним сыном Олегом. К себе приводить мужчин она не могла, и «охота на лис» была для нее относительно простым и безопасным решением сексуальной проблемы. После развода с мужем, а особенно после того, что ему предшествовало, она в принципе не могла допустить длительных отношений, замужества или чего-нибудь в этом роде.
Ей было сорок лет, и у нее было странное имя Атлантида, которое никто обычно не произносил полностью, называя ее Лана.
Конечно, она могла выйти замуж снова и сколько угодно раз. Для этого она была в достаточной степени эффектной, или как это называется «сексапильной» стройная, 168 см ростом, 53 кг с красивой, хорошо оформленной и не провисшей грудью (4-й размер), почти идеальной формы ногами, подтянутой талией и ягодицами. У нее были темные длинные волосы, правильной, так называемой греческой формы нос. Ее лицо, несколько удлиненное, могло показаться надменным, когда бы не широко раскрытые светло-карие глаза с длинными черными ресницами, которые придавали ее взгляду выражение любопытства, интереса и удивления. И все же первым, что приковывало взгляд, были ее губы. Ее большой рот, казалось, не помещался на узком, худом лице, и его приходилось все время кривить в форме улыбки, насмешки, недоумения, обиды или разочарования. Из-за этого ей все время приходилось выражать то или иное эмоциональное состояние, не имея возможности сделать свое лицо безразличным и неодушевленным, как у подавляющего большинства женщин московских улиц.