«Ты Тарисай Кунлео. И ты больше никогда не потеряешь тех, кого любишь».
Таддас ждал на Небесах в открытой всем ветрам тюрьме на верху самой высокой башни Ан-Илайобы. Мы с Кирой и Мбали долго шли по дворцу. Коридоры были еще пусты, за исключением нескольких сонных придворных. Похоронные рясы скрывали все необходимые вещи, которые мы взяли для побега Таддаса. Маскировку завершали инструменты биринсинку небольшие флаконы с ритуальными травами и святой водой позвякивали у нас на поясе при ходьбе.
Мы справимся, пробормотала я, издав нервный смешок.
Он не примет помощь, предупредила Мбали, когда мы прибыли к крутой лестнице, ведущей в Небеса.
Я заставила себя отпустить сомнения и улыбнулась ей:
Конечно, примет.
Я старалась не думать о том, что только вчера слуга украдкой вручил мне записку, слова которой были выжжены на телячьей коже так работал Дар Таддаса.
«До меня дошли слухи о готовящемся побеге. Если эти слухи правдивы, то ты поступаешь глупо.
Ради Ама, я ведь убил императора!
Никто меня не заставлял. Я был в своем уме. Какую бы привязанность ко мне ты ни испытывала, я всего лишь пожинаю то, что сам же посеял. Твое положение сейчас и без того достаточно шаткое. Я не утяну тебя на дно за собой: не давай жителям Аритсара лишний повод усомниться в твоем праве на трон.
Однажды я сказал тебе: справедливости нет, есть только порядок. Но я ошибался. Иногда справедливость и порядок одно и то же.
Оставь меня, ученица. Я присоединюсь к Шествию Эгунгуна».
Таддас не подписал письмо. Его перстень-печатку отобрали при аресте кроме того, он знал, что в подписи нет нужды. При каждом прикосновении к записке я чувствовала своим Даром руки бывшего наставника, его боль и решимость. Вероятно, он намеренно усилил свои чувства, когда писал это, зная, что они передадутся мне от бумаги.
Вы сможете убедить его бежать, сказала я Мбали. Знаю, он беспокоится о моей репутации, но ведь нас не поймают. Нам нужно только
Он не пойдет с нами, повторила Мбали. Дело не в тебе, Тарисай. Он только притворяется, что это так.
Мы уставились себе под ноги. Кира сжала мою руку: в последний раз, когда мы стояли на этой лестничной площадке, одиннадцать стрел целились в сердце моей матери. Леди пережила эту произвольную казнь, но ее случайно отравил Ву Ин, ее собственный советник. Я была уверена, что Мбали под вуалью тоже выглядит испуганной.
Таддас должен был защищать Олугбаде любой ценой, прошептала Мбали. В этом весь смысл помазанничества. Именно поэтому я готова была позволить Леди уронить меня с этой самой башни. Но Таддас она вздохнула. Он не смог меня отпустить. Он нарушил самую священную из принесенных им клятв и теперь считает, что вселенная должна покарать его за это.
По рукам у меня прошелся холодок.
Он хочет умереть?
Мбали кивнула. Бусины на нитях ее вуали звякнули.
Это безумие, пробормотала я.
Нет, ответила Мбали бесстрастно. Просто таков уж Таддас.
Кира скрестила руки на груди.
Кое-что Верховный Судья любит даже больше, чем порядок, Верховная Жрица. Или, вернее, кое-кого. Я видела это.
Тебе не стоит называть меня так, пожурила ее Мбали тихо. Ты унаследовала этот титул, Верховная Жрица Кира, в момент смерти Олугбаде. Точно так же и Таддас больше не Верховный Судья. Она обратила взгляд своих зеркально-черных глаз на меня. Чем скорее вы обе смиритесь со своими новыми ролями, тем лучше.
Кира вспыхнула.
Ну, а я все равно считаю, что вы могли бы убедить его, Вер Ваше Святейшество. Когда вы входите в комнату, он меняется до неузнаваемости. Вы его Ядро. Я подозревала, что этот упрямый тон она унаследовала от матери. И вам это известно.
Затем она протянула нам затычки из воска. Мбали, казалось, все еще сомневалась, но, вздохнув, она пожала плечами и заткнула уши. Я сделала то же самое.
Кира начала петь. Звук был приглушенным, но я узнала ту самую колыбельную, которую Кира пела при нашей первой встрече, пока мы ждали своей очереди перед испытаниями в Детском Дворце. Я зажала уши поверх затычек руками, но звонкий голос Киры все равно просачивался в тело, напоминая ему, как оно устало. Как хорошо было бы отдохнуть. Как хорошо было бы задремать прямо здесь, на холодном полу
Я встряхнула головой и начала напевать встречную мелодию, чтобы прочистить мысли. А вот стражникам на лестнице повезло меньше. Когда их тени легли на ступеньки, четверо воинов устало ссутулившись, зевали и щурились, глядя на нас. Трое сумели пройти еще несколько ступеней, а затем осели на пол, уснув. Последняя стражница, похоже, успела понять, что происходит, но прежде чем она сумела позвать на помощь, я взбежала по лестнице и украла из ее воспоминаний последние несколько минут. Она безо всякого выражения смотрела на мое закрытое вуалью лицо. Я вдруг ощутила себя виноватой.
Скрипнув зубами, я снова надавила на ее виски, стирая из памяти все утро и предыдущий день. Годы попыток избавить Санджита от кошмаров научили меня, что человеческий разум опасно настойчив. При наличии достаточного контекста люди могли воссоздать украденные воспоминания, дорисовывая недостающие кусочки самостоятельно. Если Таддасу удастся сбежать, я не могла позволить стражникам вспомнить, кто ему помог.
Наконец стражница поддалась песне Киры и обмякла. Я аккуратно положила ее на лестничную площадку, затем стерла память у других трех стражников, не желая рисковать.
Как много дней из памяти нужно украсть, задумалась я отстраненно, чтобы стереть чью-то личность целиком? Что, если я сотру какой-нибудь критически важный момент или некое прозрение не будет ли это похоже на убийство?
Я тяжело сглотнула, стараясь об этом не думать. Эти несколько украденных воспоминаний стоили тысячи потенциальных воспоминаний Таддаса, которыми он обзаведется, если выживет. Значит, все в порядке, верно? Пожертвовать несколькими ради многих Я вздрогнула, ненавидя проклятую арифметику императриц.
На шее у одного из стражников обнаружилась связка ключей. Я сняла их через голову и поднялась по лестнице. Там, за железной решеткой, ведущей в Небеса, стоял Таддас, крепко зажимая руками уши.
Я просияла от облегчения. Если бы Таддас не сумел вовремя распознать Дар Киры, нам пришлось бы тащить с башни его спящее тело.
Ваше Святейшество, сказала я, раздвинув вуаль биринсинку, это я. Мы пришли спасти вас.
Моя улыбка увяла, встретившись с пустым взглядом Таддаса. От ведер возле его ног едко пахло аммиаком. Тонкая туника, натянутая на голову, как капюшон, служила ему единственной защитой от солнца и ветра. Его бледная кожа была покрыта ожогами. Волосы и борода были сбриты скорее милосердие, чем унижение, учитывая тюремных вшей. Я задумалась о том, кто пронес ему тайком бритву и почему от этой мысли у меня побежали мурашки, он не воспользовался ею, чтобы покончить со своими страданиями.
Он открыл уши.
Я же велел тебе, проскрипел бывший Верховный Судья, не приходить.
А я никогда не была особо послушной.
Я стала возиться с ключами, лихорадочно перебирая украденные воспоминания стражника. Наконец всплыл образ правильного ключа. Я поднесла его к замку и вскрикнула, уронив связку, чтобы подуть на палец.
Вы обожгли меня, обвинила я Таддаса, неверяще на него уставившись. Вы использовали свой Дар на железе.
Он ничего не ответил. Его зеленые глаза были тусклыми и безжизненными.
Вы могли расплавить замок целиком. До меня вдруг дошло. Все это время вы могли освободиться самостоятельно. Вы страдали напрасно!
Я расплачиваюсь, сказал Таддас с сильным мьюйским акцентом, за свое преступление. Я следил за исполнением законов империи всю свою жизнь не для того, чтобы сейчас от них отказываться. Через несколько часов моя голова ляжет на плаху, и да помогут мне боги, я исполню свой долг перед