Дашка стянула с себя фартук, скомкав его, бросила на стол. И, хлопнув дверью, вышла из забегаловки. Когда минуту спустя она заводила свою "хонду", увидела в зеркале заднего вида "опель". На этот раз салон машины оказался пустым, парни подевались неизвестно куда.
* * *
Витя Желабовский и Куба вошли в закусочную через заднюю дверь, которая по случаю несносной жары оставалась открытой. Миновав тамбур и тесный, заставленный ящиками коридорчик, оказались на кухне. Здесь у огромной кастрюли с азу по-татарски топталась Зинаида Ивановна, она же помощник повара, она же, когда требуется, официантка. Переминаясь с ноги на ногу, Зинаида старалась попасть в ритм музыки, которую передавали по радио. Жлоб, крадучись, подошел ближе, остановился за спиной бабы и своей долинной, как шлагбаум, ручищей дотянулся до ворота белого халата. С силой рванул ткань, развернул Зинаиду лицом к себе.
Всегда бойкая официантка онемела от ужаса, увидев перекошенную от злобы морду Жлоба и охотничий нож с длинным клинком в руке у другого парня. Она хотела сказать, что ее не надо убивать, она все отдаст и так. С превеликой радостью. На шее золотая цепочка с крестиком, а деньги в сумочке, которая лежит... Зинаида не успела произнести ни единого слова, Жлоб уже развернул плечо и умело ткнул кулаком ей в лицо. Через секунду свет померк у нее в глазах, она не свалилась на пол только потому, что намертво вцепилась в край привинченного к полу железного стола. Жлоб занес руку дня нового нокаутирующего удара в переносицу, но Куба подскочил ближе и въехал женщине рукояткой ножа между глаз.
Жлоб прибавил громкость висевшего на стене радиоприемника. Партнеры прошли еще один коридор, оказались у открытой двери в подсобку. Дядя Миша, подставив под ноги чурбан, на котором кололи дрова для шашлыков, пересчитывал банки с консервированным сладким перцем, стоявшие на самом верху. В одной руке он держал ученическую тетрадку в клеенчатой обложке, в другой – огрызок простого карандаша.
– Тридцать шесть, – шептал Шубин себе под нос. Из кухни доносилась музыка, отвлекавшая от дела. Лишь бы не сбиться со счета, иначе придется пересчитывать банки по второму кругу. – Тридцать семь...
Шубин сделал пометку в тетрадке. И начал счет банок на второй полке, где стоял горошек. Он не успел добраться до цифры пять, когда какая-то неведомая сила выбила чурбан из-под ног. Взмахнув руками, дядя Миша выронил тетрадку и карандаш, тяжело бухнулся на бетонный пол, больно ударившись плечом. Стараясь сообразить, что происходит, он оттолкнулся ладонями от пола, уперся спиной в стойку полок. Увидел двух незнакомых молодых людей, стоявших над ним.
Один малый вооружен ножом, он небольшого роста с квадратными плечами. Другой, длинный и худосочный, одет в линялые штаны и майку без рукавов с иностранной надписью. Морды незнакомые, кажется, сюда эти парни никогда не заходили.
– Вам чего? – сидя на полу, Шубин лихорадочно соображал, откуда появились нежданные гости и что здесь забыли. Выручки в кассе кот наплакал. – Чего надо?
Вместо ответа Жлоб нанес футбольный удар мыском ботинка в грудь Шубину. Куба добавил ногой слева по ребрам. Жлоб каблуком наступил на ладонь своей жертвы. Предприниматель закричал от боли, но этот крик услышали лишь его мучители. Дверь в коридор, обшитая листами жести, оказалась уже закрытой, а радио в кухне орало на полную катушку. Согнувшись в пояс, Жлоб ударил хозяина "Ветерка" наотмашь, основанием ладони в лицо, развернулся и снова ударил справа. Отдернул руку, будто его шибануло током, и, прижав ее к груди, запрыгал на одной ноге.
– Бляха-муха... Кажись, я палец сломал, – застонал он. – Вот же сволочь. Морда, как кирпич. Палец, блин...
Не обращая внимания на эти стоны, Куба пару раз, когда Шубин попытался встать, навернул ему коленом по уху. Потом другим коленом – для симметрии. И добавил справа кулаком. Дядя Миша плохо видел, потому что правый глаз заливала кровь, сочащаяся из рассечения над бровью. На веках левого глаза после удара коленом мгновенно налился водянистый волдырь, веки сомкнулись.
Шубин поднял предплечья, старясь защитить лицо от ударов. Но Куба захватил два пальца его правой руки, сжал их в кулаке и вывернул до костяного хруста. Шубин, ослепленной болью, не понимал, за что и почему два молодых отморозка медленно убивают его в собственной подсобке. Они ничего не требуют, не берут деньги из кассы, не шарят по карманам, просто молча, ожесточенно мордуют его. И от этого молчания так страшно, что словами не передать. Страх хуже физической боли. Дядя Миша набрал в легкие побольше воздуха и заревел, как раненый слон: