Ляпин отрицательно покачал головой.
Боюсь, о них придется услышать еще раз, и не в столице, а у нас в горах, в Псыгыпе. Ему было приятно наблюдать, как у обоих Вась-Васькиных непроизвольно открылись рты. Позвольте вам вкратце напомнить, продолжал Ляпин ровным, спокойным голосом. В прошлом году в соседнем поселке Кужгурык произошел весьма резонансный случай помешательства на религиозной почве. Птицевод агрокомплекса «Аграриум-холдинг», начитанный, умный молодой человек, ранее ничем не выдававший своих пагубных наклонностей, вдруг возомнил себя древнеиндийским тугом, или душителем по-нашему. Как это и происходит, в короткое время безумцу удалось сплотить вокруг себя небольшую группу из шести единомышленников, с готовностью принявших новое для себя учение. Преимущественно это были сельхозрабочие, люди образованные и интеллигентные, и, к счастью, дальше кур их ритуальные жертвоприношения не распространились. Но случилось так, что затесался среди них тот, кому показалось мало курей Секту быстро разогнали, кого запрятав в нашу знаменитую психиатрическую лечебницу, а кого отправив к родственникам, подальше из этих мест всех шестерых и лишь седьмой так и не был пойман. На сегодняшний день все уже и позабыли о той истории, даже я сам, несмотря на то, что участвовал в поимке беглецов. Но только в прошлом месяце в окрестностях Псыгыпа произошел странный случай удушения лося, напомнивший нам о кужгурыкской трагедии. Лесник рассказывал: у мощного животного, найденного им на самом дне Кушхэтского ущелья, была буквально пополам переломана шея. В общем, есть опасения, что это дело рук сбежавшего в прошлом году душителя
Маньяка! перебивая, выпалил Иван Петрович.
Ну почему же сразу «маньяка»? возмутился Ляпин. Просто проникся человек философскими идеями
Пф! Тоже мне, философ! пренебрежительно фыркнула молчавшая до сих пор Мария Сергеевна. Передушил кур, напал на дикое животное, задушил его, неизвестно, что еще с ним сделал настоящий маньяк.
Вот именно, поддержал жену Иван Петрович. Страшно представить, что бы он сделал с человеком.
Ляпин внимательно следил за бурной реакцией Вась-Васькиных, стараясь не выдавать ликования: похоже, его слова возымели нужное действие.
«Ладно, черт с ними, пусть будет маньяк, раз его они боятся больше религиозного фанатика», мысленно рассудил он.
Ну да, маньяк нехотя согласился Ляпин. Так что вот вам мой добрый совет, будьте предельно осторожны и, прошу вас, не привлекайте к нашим дачам излишнего внимания: громкая музыка и дым от мангала могут заинтересовать его
Ага, сейчас прям! возмутился Иван Петрович. Так и попрятались в норки!
Пусть только сунется к нам, у нас многозарядный Хатсон! выкрикнула Мария Сергеевна.
Да мы его закоптим на мангале! Все небо закоптим, чтобы он задохнулся! Мы ему все перепонки музыкой порвем!
Вот именно! А то ишь ты! маньяк выискался! Да мы сами кого хочешь придушим!
На Ляпина было жалко смотреть, его лицо превратилось в выжатый кислый лимон. Это и понятно, ведь все его ухищрения оказались бесполезны в борьбе с непрошибаемыми Вась-Васькиными. Более того, он достиг обратного результата. Нет, ну кто бы мог подумать, что эти двое окажутся такими агрессивными нигилистами? Им одно говоришь, а они тебе другое. Говоришь, не шумите, а они, перепонки порвем. Говоришь, не привлекайте внимания к дачам, а они, закоптим небо шашлыками. Чертовы индивидуалисты. Действительно, душителя на них не хватает!
С трудом сдерживая нарастающий в душе гнев, Ляпин раскланялся и сухо попрощался с продолжавшими визгливо верещать Вась-Васькиными:
Всего хорошего соседи.
Нервной, дерганой походкой Ляпин вышел за калитку садоводческого товарищества и направился в сторону спасительного леса, чтобы зарядиться от Матушки-природы ее чистой, доброй энергией.
Глава 5
Едва различимая лесная тропинка вывела Ляпина к деревянному забору заброшенной детской турбазы «Красная зарница». Он всегда замедлял здесь шаг, придаваясь ностальгическим мыслям о минувшей эпохе. Действительно, некогда благоустроенная и ухоженная турбаза, как и те немногие сохранившиеся с прежних времен объекты инфраструктуры, ныне находилась в плачевном состоянии. Забор прогнил, и местами целые секции повалились на землю, вся территория густо заросла сорняком и кустарником, а деревянные домики с облупившейся краской потускнели и покрылись грибком от сырости. Лишь административный корпус из белого кирпича еще сохранял былой вид, но и его шиферная кровля отчаянно нуждалась в ремонте.
Выйдя из изумрудного полумрака леса к открытой солнцу спортивной площадке турбазы, Ляпин краем глаза уловил какое-то слабое движение в траве по ту сторону зеленой изгороди. Стараясь не производить шума, пригибаясь, он прокрался как можно ближе, где и замер, всматриваясь сквозь кусты. Так и есть, зрение не обмануло его, там кто-то был: Ляпин различил вынырнувшую из высокой травы, как Афродита из пены морской, рыжую женскую головку с распущенными вьющимися волосами. Он отчетливо разглядел и миловидное личико юной особы, густо покрытое веснушками, и ее обнаженные покатые плечи, и чрезмерно массивные груди, и живот, и даже полоску огненно-рыжей растительности внизу живота
Ляпин непроизвольно сглотнул комок в горле и зло процедил:
У-у, распутные девки, совсем стыд потеряли
Волна возмущения вновь накрыла Ляпина с головой теперь уже в полном объеме вернулся его ежегодный кошмар. Турбаза действительно не функционировала последние двадцать лет, но, как и прежде, она охранялась сторожем, местным пьяницей Колькой Шмыревым. Это и стало ее проклятием. Чтобы совсем не одичать без человеческого общества, Шмырев близко сошелся с «детьми природы». Так именовали себя приверженцы натурального образа жизни, или, как их называл Ляпин, нудисты.
Шмырев, или дядя Коля, как по-доброму обращались к сторожу «дети природы», позволял молодым людям проживать все лето на турбазе. Молодежь обоих полов охотно приезжала из соседнего Акваторска и других окрестных городов в это укромное местечко в горах, чтобы хоть на короткое лето позабыть о цивилизации, а также обо всем негативном и вредном, что, по их мнению, она навязывает горожанам, в частности, об одежде.
Закон здесь был один, но он был незыблем: переступив через порог турбазы, каждый вновь прибывший «дитя» принародно раздевался донага и давал торжественную клятву больше не одевать на себя даже фигового листка, находясь на ее территории. Весть о «голой» турбазе быстро разлетелась по всему побережью. Помимо истинных адептов натурального образа жизни, сюда потянулись и искатели новых эротических впечатлений. Кто-то приезжал со своим спутником, а те, кто пары не имел, надеялись встретить ее на турбазе. По виду же никто из них ничем не отличались от всех остальных.
Вечно пьяный Шмырев с усмешкой поглядывал на современных адамов с евами, всей одежде предпочитающих венки из одуванчиков, а по вечерам в чем мать родила гарцующих вокруг костра и извивающихся под монотонное тумканье африканских барабанов, но все же относился с уважением к причудам современной молодежи. В их оправдание можно сказать, что они не напивались, особо не шумели, вели себя культурно, были предельно любезны и приветливы друг с другом в общем, на турбазе царила полная идиллия, какой здесь не было даже во времена ее официальной работы.
Жителей близлежащего поселка Псыгып нисколько не смущало соседство с бородатым мужиком в морском бушлате и заношенных джинсах, окружившим себя раздетыми догола молоденькими амазонками. Никого это не смущало и в садоводческом товариществе «Судомеханик» точнее никого, кроме его вездесущего председателя. Ляпин негодовал от творящегося на территории хоть и бывшей, но все же детской турбазы «разврата» и с наступлением летнего сезона забрасывал участкового гневными жалобами. Участковый законопослушно отчитывался о некой проделанной им работе в отношении правонарушителей. Какую именно работу он проводил со злостными нарушителями общественного порядка, Ляпину было невдомек, поскольку нужного результата она явно не оказывала, и все так и продолжалось из года в год