— Ваня, ну как же так? Все наладится, я найду другую работу.
— Сомневаюсь.
— А как же наша любовь?
— Какая еще любовь?
— Я тебя люблю.
— Ну точно дура. — Панков запихнул наконец в чемодан свои тряпки, выскочил в прихожую, схватил с вешалки черное драповое пальто, смахнул с полки прямо себе в карман какую-то мужскую парфюмерию и открыл дверь.
— Все, пишите письма. Да, чуть не забыл. — И уже через порог швырнул под ноги Анне ключи от квартиры.
— Ваня! Подожди! Ваня! — Она побежала за ним. Панков уже нажал кнопку лифта и с нетерпением ждал, когда откроется дверь. На жену посмотрел брезгливо и бросил через плечо:
— Истерик не устраивай, смешно.
Анна замолчала, снова почувствовала ком в горле, а потом не выдержала и заревела.
— Ну не плачь, девочка. Не плачь. — Елена Михайловна вздохнула. — Это бывает. Иногда кажется, что жизнь кончилась и ничего хорошего в ней уже не будет. Через несколько лет ты сама над этим посмеешься. Так бывает.
— Я никогда уже не буду смеяться.
— Будешь. И еще как!
— У меня ничего не осталось.
— Милая, да ты даже не представляешь, как тебе повезло! Избавилась от такого мужика! Поправишься, похорошеешь, все забудешь.
— Нет. Этого я не забуду никогда.
… Через час после ухода Елены Михайловны в палату снова заглянула Юля:
— Австрийская, к тебе опять пришли. Что, не пойдешь?
— Пойду. — Анна встала, набросила на плечи теплую кофту.
У двери в отделение мать беседовала с медсестрой, держа за руку восьмилетнего Сашку. Увидев Анну, заревела в голос:
— Анюта, ну зачем?! Зачем?! Напугала нас с Сашенькой!
Она подошла к сыну, обняла, прижала к себе.
— Кто меня нашел? — спросила Анна у матери.
— Сашенька. Их пораньше отпустили, каникулы ведь начались. Он сразу в «скорую» позвонил, молодец, что сообразил. Я-то на рынок поехала. На оптовый. А ты придумала тоже! Напугала ребенка! Знаешь хоть, что с ним было? Вот идем из детского реабилитационного центра, шок с ним, говорят, случился. Это когда тебя уже в больницу увезли.
— Извини, — нехотя обронила Анна. — Записку нашли?
— Какую записку? Саша, ты не брал записку?
Мальчик молча уставился в пол.
— Ладно, бог с ней, наверное, врачи забрали, — отмахнулась Анна.
— Как ты? — спросила мать.
— Нормально. Скоро выпишусь.
— Аня, ты смотри…
— Ладно, все уже прошло. Не реви.
Они помолчали: мать хлюпала носом, Сашка испуганно жался к Анне, боясь, что мама опять куда-нибудь исчезнет, она же просто замерзала.
— Холодно здесь. Что там на улице?
— Дождь. Солнышко было, а теперь все дождь и дождь.
— Вы идите. Я скоро дома буду, не люблю больницы. Идите, мама. Холодно.
Мальчик все никак не хотел оторваться от матери. Бабушка потянула его за руку:
— Ну, чего ты? Чего? Пойдем уже, Сашенька.
— Я скоро буду дома, мама, — повторила еще раз Анна и пошла к себе в палату.
Через несколько дней врачи признали, что она абсолютно здорова, и выписали из больницы. Анна засунула в пакет зубную щетку, мыло, расческу, отдала старушкам оставшиеся конфеты и печенье, обняла каждую на прощанье. Те прослезились, и Анна даже расцеловала их с чувством в морщинистые щеки.
— Храни тебя господь, дочка, — услышала она, закрывая за собой дверь.
Глава 2
В ПОИСКАХ
А дома ничего не изменилось. Мебель стоит на своих местах, сын за письменным столом делает уроки, мама суетится на кухне. Только черноволосый красавец Ваня Панков больше не лежит с книжкой на диване в их маленькой спальне. И Анне опять стало тоскливо. Нет, не прошла любовь. И боль не прошла. Интересно, подал он уже на развод или еще нет? И вдруг среди этих иссушающих душу вопросов возник еще один — простой и естественный:
— Мама, у нас деньги есть?
— Немного есть, дочка. Ты когда работать-то пойдешь?
— Не знаю, мама, не знаю. — Мать только тяжело вздохнула, но пока промолчала.
Так прошло несколько дней, Анна все не могла найти себе места, бессмысленно шатаясь из комнаты в комнату. Наконец мать не выдержала:
— В церковь, что ли, сходи, Аня.
— Зачем?
— Может, легче станет.
Анна все равно слонялась без дела — по-прежнему пребывала в глубокой депрессии и даже думать не могла о работе. В церковь, так в церковь.
…Был полдень, служба давно закончилась, немногочисленные прихожане крестились у икон, зажигали тонкие восковые свечи и ставили их перед ликами святых. «Вот где убогие-то и несчастные», — подумала Анна, глядя на девушку в черном платке, истово и быстро приложившуюся несколько раз к ногам Спасителя. Потом девушка что-то быстро-быстро зашептала, будто торопилась со своей просьбой, боясь не успеть. Зашептала, потом заплакала.