Когда я молоденьким мальчиком был, от службы военной, друзья, не косил
Неформальные рассказы про армию для пацифистов и не служивших
Виктор Савельев
© Виктор Савельев, 2023
ISBN 978-5-0059-7965-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I.
«Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты»
«Когда я молоденьким мальчиком был, военную службу я очень любил»
Эту хулиганскую песню, которую распевала шпана с ленинградского двора, где прошло моё детство, я потом не раз вспоминал, когда настало время и мне пройти срочную службу в армии
Дворовая песня была похабной про такого гусара-«ходока»:
«Кресты и медали
Звенели на мне,
Мамзели и бабы
Ходили ко мне»
Но это только в песнях-легендах у гусар лёгкая жизнь балы-эполеты, да хорошенькие мамзели-мадемуазели
Более трудного времени, чем служба в Советской Армии (причём в мирные годы, между войнами) у меня не было. И более весёлого, лихого и молодецкого! Любил ли я армию, куда пошел не сам, а по призыву, выполняя долг, как легион новобранцев с бритыми затылками? О любви я не думал. Скорей, терпел. Ибо военные уставы и присяга велели «стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы» то бишь вонь портянок и храп казармы на двести мужичков, стычки с «дедами», дисциплину, жару в кирзовых сапогах, собачий холод зимой на аэродроме, где я был механиком истребителя-перехватчика
Любовь к армии пришла позже когда я снял погоны. И вдруг понял: армия меня не отпускает! Она долго держала меня железной рукой, являлась в снах и просыпалась со мной Я был болен армией несколько лет, как детской корью, равнялся по ней и судил о жизни по меркам нашего полка, по меркам тех ребят, что служат с тобой и смотрят на тебя: настоящий ли ты парень? не сволочь ли? не трус?
Так о чём же моя книга и почему я её написал?
Это точно не пособие для нынешних призывников, ибо служил я в советские времена; это ближе к «Страданиям юного NN» то бишь не репортаж, а психологическая проза о чувствах молодых солдат в казармах; о срочной службе школяров, надевших погоны; о нравах «закрытых мужских коллективов» очень не простых
Это книга взгляда за закрытую дверь, исследования отношений, о которых некому писать Туда не всех пускают. Туда входят лишь через призыв в армию.
Такие новеллы-исповеди и погружение в психологию армейской службы могли дать только ситуации, которые автор пережил «на своей шкуре».
Говорят, когда спускаешься на верёвке в глубокую, тёмную и опасную пещеру, то много поймёшь о себе и своих пределах. «Спуск» в армейскую жизнь совершенно не ведомую для «шпаков» (так армейцы звали штатских в «Поединке» А. И. Куприна) дал мне столько впечатлений, что потом из меня буквально «выскакивал» то один, то другой армейский сюжет.
Наверное, пришло время собрать в книгу что-то из вещмешка солдата срочной службы и рассказать, что армия весела и грустна одновременно, и чудесна, как лампа Аладдина, и что за сводами казарм кипит жизнь. И ещё какая! Читайте, ребята.
Автор.
Я помню Казань
Помню Казань, старые улочки, скрип снега и морозный пар изо ртов, когда мы курсантским строем, с посвистом, шли в баню Помню заснеженный, в тёмных полыньях лёд реки Казанки и её задрожавший под сапогами мост, на котором мы и встретили этого пьяного с топором
Он, шатаясь, шёл по тротуару навстречу роте, и всё дальнейшее происходило, как в дурном кино. В голове колонны, растянутой по плохой дороге, кто-то промешкал и поздно крикнул назад в шагающие ряды, а те сразу не разобрали. Каждый взвод начинал понимать, в чём дело, лишь когда проскакивал мимо, а дисциплина и жёсткая отлаженность марша уже не позволяли нарушить строй и остановить пьяного. Так всё это и дошло до нас, замыкающих.
Помню, мы с мочалками в последней шеренге оторопели, когда увидели бредущего вдоль колонны мужчину с безумными глазами расстёгнутого, без шапки, с большим кованым топором в красной руке. Помню зычный крик замыкавшего колонну майора Грачова: «Сержант! Забрать у пьяного топор!» и оторопь, трусливую оторопь шагавшего сбоку от строя прыщавого сержанта, не нашего, правда, а того взвода, за которым мы шли.
Сержант, я приказываю вам! сильно багровея, кричал толстый майор, сам вытягиваясь во фрунт. Поч-чему не выполняете приказ?
Но, товарищ майор! плаксиво, бабьим голосом кричал затянутый в ладную шинель сержант, большой, кстати, мастер поучать о долге. Да он, гад, зарубить может а мне через месяц домой
Ты шкура, Шевчук! майор в бешенстве рвал перчатку, глядя, как удаляется по мосту фигура с топором. Он быстро повернулся к нам:
Двое из строя! Забрать топор!
Надо ли говорить, что одним из двух добровольцев был я. Помню, мы бежали за пьяным по мосту с плечистым и сильным грузином, кажется, Григоридзе, и разом сбавили бег, когда мужик, покачивая топором, повернул к нам свое бессмысленное и страшное лицо со спёкшимися губами. Запомнилось, что я всё время почему-то оказывался на полкорпуса сзади Григоридзе, хотя старался идти с ним грудь в грудь и считал для себя позором отстать хоть на шаг.
Этот Григоридзе был мужчина и мастер по волейболу. Я помню, как великолепно он прыгнул это на скользине-то, в сапогах и легко, словно мяч у игрока, вышиб топор у пьяного. Мы схватили его под руки. Бежали ещё в помощь курсанты, а вскоре с фантастической быстротой подкатила милиция, и пьяного с его опасной игрушкой увезли в райотдел.
О, как легко было после бежать по скользкой дороге, догоняя ушедший строй! Помню, топали сапоги и чавкал снег Ещё помню баню, бодрый дух от парилки и тот раздавленный взгляд, который бросил на нас сержант, когда мы с Григоридзе прошли мимо в одних кальсонах, горделиво выпячивая голые груди
Легенды полка
Военная авиация была полна легенд. Когда после «учебки» в Казани я попал в авиационный полк близ Волги, то там из уст в уста в поколениях солдат передавались рассказы о когда-то летавшем у нас Бобе Чернышове, отчаянном Сорви-голове! Будто бы Бориса, или Боба, и понижали в звании, и хотели уволить за воздушное хулиганство, но это был лётчик от Бога.
По одной из легенд, на пляже под Самарой он сказал загоравшим девицам, что он лучший ас полка. А поскольку на пляже Боб был в штатском, да к тому же щупл и кривоног, девицы смеялись до упаду: «Ты да пилот?!!»
Завтра в двенадцать дня прилечу к вам на пляж! обидевшись, пообещал Боб.
На следующий день он отклонился от заданного курса полётов и, выведя истребитель «МиГ» к реке, с рёвом спикировал на пляж! Пляжные девицы и все отдыхавшие разбегались и ползли на карачках в кусты, когда истребитель Боба носился над пляжем, пикировал и выделывал «кренделя» на выходе из пике
По другой легенде, то ли Боб, то ли другой орёл подстрелил из самолётной пушки колхозного быка, пасущегося в поле. В тот день самолёты вылетали на полигон на стрельбы по наземным мишеням. Но куда интересней пилоту показался бык, пустившийся вскачь от рёва самолёта как движущаяся цель. Точный залп с неба свалил скакуна
К вечеру в полк приехал, чуть не плача, председатель колхоза: бык-то оказался племенным производителем, купленным на большие деньги. В полку просмотрели бортовые «фотопулемёты» самолетов (то есть фотокамеры контроля, которые включаются синхронно с нажатием лётчиком гашетки стрельбы). У всех пилотов на фотоплёнках были мишени, а у «воздушного снайпера» бык!.. Говорят, полк выплачивал колхозу убытки.
Конечно, никто не мог проверить: то ли было такое, то ли не было? Но шуточки с «фотопулемётами» были «коньком» солдат из группы механиков-оружейников. Когда нам в эскадрилью прислали нового старшину из пехоты, полного профана в авиации, его тут же повели на аэродром. Посадили на табурет перед «фотопулемётом» истребителя (объектив камеры был в крыле самолёта), долго причёсывали, оправляли И «сфотографировали», пообещав старшине фотопортрет с нового места службы Вся казарма потом хохотала: фокус съёмки «фотопулемёта» начинается от километра и далее