Версий было множество, включая недуги, связанные с токсинами, которые миллионами фунтов ежегодно попадали во все виды продовольствия в стране. Второй педиатр стремился подыскать наиболее подходящее для Робина «расстройство из, сами понимаете, какого спектра». Мне хотелось объяснить этому человеку, что все живые существа на этой счастливой планете так или иначе относятся к спектру. В этом его суть. Я чуть было не ляпнул, что жизнь как таковая спектральное расстройство, бесконечная радуга, где каждый вибрирует на особенной частоте. А потом я возжелал ему врезать. Наверное, для этого тоже есть какой-нибудь термин.
А вот для навязчивого стремления ставить людям диа-гнозы в DSM[2] названия не найти. Странно.
Когда руководство школы на два дня отстранило Робина от занятий и привлекло к делу собственных врачей, я почувствовал себя последним динозавром. Ну о чем мне разговаривать с этими людьми? Синтетическая одежда вызывала у сына ужасную экзему. Одноклассники донимали его за то, что он не принимал участия в их злобных сплетнях. Мать погибла в аварии, когда ему было семь. Любимый пес умер от тоски несколько месяцев спустя. Разве найдется врач, который скажет, что этих причин недостаточно для беспокойного поведения?
Наблюдая, как медицина терпит неудачу в том, что касалось моего ребенка, я сформулировал безумную теорию: хватит исправлять живое. Мой мальчик был карманной вселенной, которую я не надеялся когда-нибудь постичь. Каждый из нас эксперимент, и мы даже не знаем, какова его цель.
Жена нашла бы с врачами общий язык. «Никто не идеален, любила она повторять. Но, боже мой, до чего прекрасны наши изъяны!»
Будучи мальчишкой, Робин очень хотел увидеть Вегас-для-Хиллбилли. Три города, сросшихся в один, и двести мест, где можно заказать блины: разве можно такое не полюбить?
Мы покинули наш арендованный домик и проехали семнадцать миль по извилистой дороге вдоль поразительной реки. На это ушел почти час. Робин смотрел на воду с заднего сиденья, изучая быстрины. Это была его новая любимая игра: бинго дикой природы.
Длинноногая птица! вскричал мой сын.
Как называется?
Он пролистал свой определитель. Я начал опасаться, как бы его не укачало в машине.
Кажется, цапля
Робин снова повернулся к реке, а через полдюжины поворотов опять:
Лиса! Лиса! Папа, я видел лису!
Серую или рыжую?
Серую. Ух, какая!
Серая лисица может забраться на дерево, если захочет полакомиться плодами хурмы.
Врешь. Робин отыскал нужную страницу в «Млекопитающих Дымчатых гор». Книга подтвердила мою правоту. Он застонал и стукнул меня по плечу. Слушай, ну откуда ты все это знаешь?
Я оставался на шаг впереди, поскольку совал нос в его книги до того, как он просыпался.
Эй, ну я же биолог. Забыл?
Астро би олух.
Он ухмыльнулся, проверяя, насколько ужасную черту перешел. Я разинул рот, в равной степени ошеломленный и обрадованный. У Робина были проблемы с гневом, однако он крайне редко опускался до низостей. А мне всегда казалось, что крупица подлости пошла бы ему во благо.
Ого, мистер. Лишаю тебя каникул до конца восьмого года жизни на Земле.
Ухмыльнувшись шире, он снова начал разглядывать реку. Мы проехали еще милю по извилистой горной дороге, и Робин положил руку мне на плечо.
Папа, я просто пошутил.
Я ответил, не сводя глаз с дороги:
Я тоже.
В «Музее диковинок Рипли» пришлось отстоять очередь. Это место его нервировало. Ровесники Робина бегали повсюду, творя импровизированный хаос. От их криков сын морщился. Через тридцать минут в «Комнате страха» стал упрашивать меня уйти. С аквариумом вышло лучше, хоть понравившийся ему скат и не пожелал позировать для портрета.
Пообедав картошкой фри с луковыми кольцами, мы поднялись в лифте на «Небесную платформу». Робина чуть не вырвало прямо на стеклянный пол. Стиснув зубы и сжав побелевшие кулаки, он заявил, что зрелище просто фантастическое. Вернувшись в машину, Робин как будто вздохнул с облегчением от того, что Гатлинбург остался позади.
Он был задумчив по дороге обратно в хижину.
Сомневаюсь, что мама назвала бы это место лучшим на всей планете.
Нет. Вероятно, оно даже не вошло бы в ее тройку лидеров.
Он рассмеялся. Мне удавалось рассмешить его, выбирая подходящий момент.
В ту ночь было слишком облачно, чтобы любоваться звездами, но мы снова спали на улице, на наших деревенских подушках с их шествиями лосей и медведей. Через две минуты после того, как Робин выключил фонарик, я прошептал:
Завтра у тебя день рождения.
Но он уже заснул. Я тихо прочитал молитву его матери за нас обоих, чтобы успокоить сына, если он проснется в ужасе от того, что забыл.
Он разбудил меня глубокой ночью.
Как ты думаешь, сколько во Вселенной звезд?
Я не рассердился. Пусть мне помешали спать, я все равно был рад, что Робин продолжает смотреть на звезды.
Перемножь количество песчинок и деревьев на Земле. Сто октиллионов.
Я заставил его произнести слово «ноль» двадцать девять раз. На пятнадцатом его смех перешел в стон.
Окажись ты древним астрономом, использующим римские цифры, не смог бы записать это число. Даже за всю свою жизнь.
У скольких звезд есть планеты?
А вот это число постоянно менялось.
Вероятно, у большинства имеется по крайней мере одна. У многих несколько. Только в Млечном Пути может быть девять миллиардов планет, похожих на Землю, в обитаемых зонах соответствующих звезд. Добавь десятки других галактик в Местной группе
Но тогда, папа
Робин был мальчиком, восприимчивым к утратам. Разумеется, Великое молчание Вселенной причиняло ему боль. Возмутительная безграничность пустоты заставила его задаться тем же вопросом, что пришел в голову Энрико Ферми во время знаменитого обеда в Лос-Аламосе три четверти века назад. Если Вселенная больше и старше, чем кто-либо способен вообразить, у нас явно имеется проблема.
Папа если существует так много мест, где можно жить почему нигде никого нет?
Утром я притворился, что забыл, какой сегодня день. Сын, которому только что исполнилось девять, видел меня насквозь. Пока я готовил супер-пупер овсянку с полудюжиной добавок, Робин от возбуждения прыгал возле кухонного стола, как будто скакал на «кузнечике». Мы побили мировой рекорд по скорости поедания завтрака.
Давай откроем подарки.
Что откроем? А ты мастак делать грандиозные предположения
Правильное слово гипотеза.
Робин знал, что получит на день рождения. Он выпрашивал эту штуку несколько месяцев кряду: цифровой микроскоп, который можно было подключать к моему планшету и рассматривать на экране увеличенную картинку. Сын провел все утро, изучая пену с поверхности пруда, клетки изнутри собственной щеки и нижнюю сторону кленового листа. Он бы с радостью потратил остаток отпуска на разглядывание образцов и наброски в своем альбоме.
Опасаясь вывести его из равновесия, я достал торт, который купил тайком в магазинчике, построенном у подножия горы еще в пятидесятых годах. Робин сперва просиял, потом спохватился.
Папа торт?
Он направился прямиком к коробке, которую я не сумел спрятать, и изучил состав, качая головой.
Не веганский.
Робби, сегодня же твой день рождения. Он бывает как часто? Всего-то раз в год.
Мой мальчик упрямо не улыбался.
Сливочное масло. Молочные продукты. Яйца. Мама бы на такое не пошла.
О, я не раз видел собственными глазами, как твоя мама ела торт!
Я мгновенно пожалел о сказанном. Робин сделался похож на робкую белку, которая понятия не имеет, стоит ли ей принять вожделенное угощение или удрать обратно в лес.
Когда?
Время от времени она допускала исключения из правил.
Робин уставился на торт, морковный и до такой степени безгрешный, что другой ребенок испытал бы к нему отвращение. Мимолетный и крохотный деньрожденный Эдем моего сына оказался наводнен ползучими гадами.