В обители грез. Японская классическая поэзия XVII начала XIX века
Книга рекомендована к печати Ученым советом факультета МЭиМП НИУ Высшая школа экономики
© А. А. Долин, состав, перевод, статья, примечания, 2021
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа Азбука-Аттикус», 2021
Издательство АЗБУКА
®
Поэзия бренного мира
В эпоху сурового правления сёгунов династии Токугава после затяжных междоусобных распрей на Японские острова впервые пришел благословенный мир. Стремясь оградить чистоту национальной морали от пагубных влияний Запада, властители страны огнем и мечом искоренили христианство, изгнав испанских и португальских миссионеров, а заодно уничтожив несколько десятков тысяч японских прозелитов. На два с половиной столетия, с начала XVII по середину XIX в., Япония оказалась отрезана от внешнего мира.
Именно в этот период, известный в истории как эпоха Эдо, из сплава синтоизма, Дзэн-буддизма и неоконфуцианства рождается и достигает высочайшего развития культура больших городов, созданная стараниями купцов, ремесленников, самураев и многочисленного могущественного духовенства: драмы Тикамацу Мондзаэмона для театров Кабуки и Дзёрури, новеллы Ихара Сайкаку, приключенческие романы Бакина, поэзия хайку Басё, Буссона, Исса, обновленные танка Роана, Рёкана и Татибана Акэми, гравюра Хокусая, Хиросигэ и Утамаро. Пышным цветом расцветают в городах ремесла. В быт входят керамика и фарфор, златотканая парча, драгоценное оружие, изысканная утварь и предметы дамского туалета. Повсюду открываются художественные школы: живописи и рисунка тушью, икэбана и чайной церемонии, стихосложения, танца, игры на флейте-сякухати, на цитре-кото и на лютне-сямисэне. Их дополняют тысячи школ воинских искусств фехтования, стрельбы из лука, борьбы, сосредоточивших в себе мудрость вековых традиций.
В эту эпоху изначальная идея классического буддизма о бренности и иллюзорности земного мира приобретает на Японских островах новое, неожиданное звучание. Если ранее последователям учения Будды предписывались скромность, воздержание и умеренность, то в лоне эпикурейской городской культуры все эти принципы были вывернуты наизнанку. Жизнь кратка, эфемерна? Так что же! Значит, нужно стремиться заполнить наслаждением каждый миг между рождением и смертью, посвятив свой недолгий век созерцанию природы, любовным утехам, творчеству. Так возникла философия укиё концепция изменчивого и обманчивого мира, таящего непреодолимые соблазны. То, что прежде почиталось в обществе пороками и излишествами, было возведено чуть ли не в ранг добродетели. Поэты, художники и актеры поспешили воздать дань культу плотских радостей.
Понятие укиё объединяло множество сложных, порой противоречивых представлений. Это была причудливая смесь пуристских догм буддизма сект Дзёдо, Нитирэн и Сингон с дзэнской терпимостью и вольнодумством, с языческой наивностью народных праздников и синтоистских обрядов. Укиё «юдоль скорби». Старинное, привычное слово из церковных проповедей было переосмыслено в процессе становления городской культуры как «изменчивый, обманчивый, призрачный мир», как «плывущий, зыбкий мир». Можно истолковать укиё и так: быстролетная жизнь, полная эфемерных печалей и наслаждений, жизнь, подобная бегу облаков и току вод.
Разные грани понятия укиё породили такие несхожие феномены, как эротическая новелла и поэзия монашеской аскезы, цветная гравюра и художественная татуировка, утонченные суггестивные трехстишия хайку и массовый театр Кабуки, гигантские кварталы «свободной любви», давшие приют разношерстной богеме, и эзотерические школы живописи, икэбаны, боевых единоборств.
В эпоху относительной политической стабильности, отмеченную полицейским произволом и поголовной коррупцией чиновничества, благородное происхождение само по себе уже не являлось гарантией почета и преуспеяния в делах. В глазах ценителей из образованных горожан, которые формировали культурный социум эпохи, интеллектуальная элита бундзин заслуживала ничуть не меньшего уважения, чем наследственная родовая аристократия.
Заимствованный из Древнего Китая термин бундзин (кит. вэньжэнь «человек Культуры») употреблялся в эпоху Эдо для обозначения «магистра искусств», нередко совмещавшего в одном лице таланты поэта, художника, каллиграфа, музыканта, а порой еще и фехтовальщика или стрелка из лука. Выходцы из разных сословий самураи, купцы, ремесленники и люди вольных профессий дружно пополняли ряды бундзин в Эдо, Киото, Осаке и многих других городах страны, в том числе в весьма отдаленных провинциях. Этому способствовало хорошо поставленное почти массовое образование, обеспечивавшее высокий уровень грамотности, особенно среди населения больших городов. Нередко в одной школе бок о бок слагали стихи или рисовали купцы, нищие и отпрыски княжеских семейств. Веяния времени сказывались не только в изменении отношений между художником и его аудиторией, но и в преобразовании самого процесса творчества, скованного на протяжении столетий нерушимыми цепями канона.
С деятельностью интеллектуалов-бундзин в эпоху Эдо связан огромный пласт литературы, в частности такие поэтические жанры и формы, как хайку (классические трехстишия), танка (классические пятистишия), рэнга («нанизанные строки», или поэтические цепочки), кёка («сумасбродные песни», шуточные и пародийные пятистишия), сэнрю (шуточные трехстишия), канси (поэзия на китайском языке).
ПОЭЗИЯ ХАЙКУ
Истоки поэзии хайку следует искать в разделах «несерьезных стихов» хайкай классических антологий вака, начиная с «Собрания старых и новых песен Японии» («Кокинсю», X в.). В этих странных «свитках», похожих скорее на приложения к основному корпусу памятника, были представлены стихотворения в форме танка, не соответствующие требованиям канона «чистой» лирики, шуточные миниатюры, пародии, каламбуры. В XIVXV вв., с развитием жанра «нанизанных строф» рэнга, требовавшего участия нескольких авторов в составлении одного стихотворения, вводная часть пятистишия хокку из трех строк с силлабическим рисунком 575 слогов стала отделяться от заключительных двух стихов (77 слогов), претендуя на самостоятельное существование. Спустя еще столетие неопределенное понятие хайкай, означавшее нечто вроде «юмористической смеси», постепенно оформилось в независимый поэтический жанр, чья связь с танка и рэнга уже не бросалась в глаза, хотя о создании серьезной лирики в этом жанре никто еще не задумывался.
Пионером поэзии хайкай, кстати впервые введшим в оборот сам термин хайку, был Мацунага Тэйтоку (15711653). Он не только создал собственную школу хайку с детально разработанными правилами и рекомендациями, но и сумел привить обывателю вкус к новинке. Уже в тридцатые годы XVII в. Тэйтоку с удовлетворением писал: «Кажется, сегодня стар и млад, в столице и в провинции все ищут утешения в сем искусстве. Хайку тоже, в сущности, разновидность японской песни вака, и потому к ним не следует относиться с презрением В наши нерадостные времена, когда пришло в упадок учение Будды, достоинства хайку, пожалуй, даже превосходят достоинства танка».
Сам Тэйтоку, создавший много тысяч хайку и исписавший горы бумаги в попытках обосновать поэтику нового жанра, снискав славу первопроходца, так и не добился признания потомков ни в качестве настоящего поэта, ни в качестве ценного теоретика. К концу жизни он подытожил свои усилия в большом трактате, который содержал удручающе нудные наставления и ограничения для поэтов хайку по части словоупотребления. Хотя Тэйтоку и не справился с задачей превращения литературной забавы в высокое искусство, его начинания не пропали даром. Бесчисленные ученики и последователи мастера обессмертили его имя количеством, выпустив около двухсот пятидесяти коллективных антологий хайку школы Тэймон.