Знала Галя, что соседская тётка не обидит, не упрекнёт и не станет ругать. А вот мать родная может и дать прута отведать. Сотрясаясь всем телом, девочка разрыдалась не на шутку. Чувствуя, как ребёнок дрожит, Марина нежно погладила густые сивые волосы.
Ну что ты, девочка моя, что? Кто ж тебя так до слёз довёл? Кому руки оборвать? Ты скажи, скажи тётке, она сейчас быстро обидчика накажет. А если это мать твоя учудила, то я с ней поговорю.
Не надо-о! раздалось на весь двор.
Как не надо? Смотри, ты вся трясёшься. Так и до болезни недолго. Кто этот негодяй, скажи тёте Марине.
Ласковый голос звучал в ушах, настраивая Галю сказать правду, но что-то сдерживало.
А может, вы с Зинкой в ссоре? То-то я давненько вас вместе не вижу. Галочка, ну что стряслось? по-матерински жаль девчушку, будто Галя и есть родная дочь.
Тётя Марина, немного успокоившись, Галя подняла красные глаза на женщину, а рожать больно? тихо спросила она.
И бетонная плита упала на плечи молодой женщины. Господи, к чему такие вопросы?
Девонька, тебе всего пятнадцать. Не думай об этом, рано ещё, голос Марины провалился за грудину.
И Галя опустила голову и отошла назад.
Или ты Бог мой! воскликнула Марина. Да как же это? Кто? Кто тебя в женщину превратил? Кому стручок открутить, чтобы знал, как на молочных прыгать?
А вы мамке моей не скажете? пробурчала девчонка, вытирая нос.
Да как тут не скажешь-то? Она ж со временем сама увидит.
Не увидит, Гринька сказал, что само рассосётся.
Какой Гринька?
Самойлов.
Глафиру будто обухом по голове ударили. Она оттянула волосы на висках и бросилась бежать. Куда бежать? Зачем? Её ноги заплетались, а в груди сжимались рёбра. Всё, кранты! Не видать жениха, как своих ушей! Посадят Самойлова, ей-богу, посадят!
Поговорив с Галей, Марина утешила её, пообещала ничего не рассказывать её матери и отправилась на ферму. Пока шла, не могла представить, как это беременна в пятнадцать? И врагу не пожелаешь такой беды. Девчонке школу нужно закончить, потом поступить в училище, а уж после думать о
Бр-р, в голове не укладывается, передёрнув плечами, женщина перешла дорогу и двинулась в сторону молоденьких насаждений, за которыми виднеется ферма.
Ну что! раздалось позади. Допрыгалась?
Обернувшись, Марина увидела Клавку, спешащую к ней.
Что, спрашиваю, не доглядела девку-то?
Ясно, к чему она клонит. Бабы уже разнесли весть по селу, чтобы у них языки отсохли. И как такое может быть, село Певчее славится талантами, уж очень много жителей, от мала до велика, рождённых здесь, имеют красивый, звонкий голос, поют на праздниках, вечерами, сидя на завалинке, поминках, да на любом событии, а сплетничать любят не хуже вековой старухи. Зачем позорить село с таким музыкальным названием? К чему тратить время на пересуды и обсуждения чужих детей и мужиков?
Ты специально за этим пришла? нахмурившись, спросила Марина и пошла дальше. Мне недосуг с тобой лясы точить, работать надо.
А ты послушай, послушай, родимая, что я тебе скажу. Слушай и на ус наматывай. Вот сейчас по Зинкину душу баба приезжала, а в скором времени повитуха нарисуется. Ты ж ночами на ферме пропадаешь, ничегошеньки не замечаешь. А я, как дозорный, стою на посту, слежу за твоим дитём и честь её берегу. Куда пошла? Клавка удивлялась, тут такая беда случилась, а соседке хоть бы хны. Отвернулась и топает, будто глухая. Маринка, я тебе дело говорю, девка твоя дюже по мужикам слабая. Сегодня чья-то жёнка приехала, а завтра Зинка в подоле принесёт. И не совестно тебе глаза закрывать на её проделки?
Да ты бы под своим носом побольше глядела! рявкнула Марина, повернувшись. У самой-то девка в целомудрии живёт? сказала она и сразу замолчала.
Опомнилась, чуть не проболталась о Галькином положении.
Ну-ну, чего замолкла? усмехнулась Клавка, состроив довольное лицо. Продолжай. Что, добавить нечего? То-то же. Моя девка твоей фору на пять лет вперёд даст. Не дочка, а клад. Ни с одним до свадьбы путаться не станет. Во как!
Осуждающе качнув головой, Марина направилась к ферме. А Клавка, вылив отрицательные эмоции и удовлетворив свою гнилую натуру, потопала к птичнику.
Вытирая тряпкой коровье вымя, Марина не могла выбросить из головы слова нахальной соседки. Ну так ей в душу запали её надменность и хвастовство, что женщина улыбнулась, представив, как Клавка «обрадуется», когда у Гальки пузо выпрет на всеобщее обозрение. Жалко девчонку, попадёт ей, но и Клавка достойна «сесть в лужу». Хватит над чужими девками потешаться, сплетничать и разносить грязь по селу.
Месяц проходит, второй, третий, а Галькин живот всё такой же: плоский, невидный. Обманула, что ли? Или напутала чего? В пятнадцать лет можно что-то не так понять, но соврать про беременность? Время идёт, а воз и ныне там. Вот и Зинка в город укатила, поступила в училище на швею, осталась там в общежитии, а Галина в школу ходит, последний год учится.
Не понимаю, работая в огороде, Марина незаметно бросала косые взгляды на девчонку, вешающую на верёвку постиранное бельё. Или пошутила?
Галя в последнее время ходила сама не своя. С одноклассниками дружба сошла на нет. Девочка не желала тесно общаться, как раньше. После уроков сбегала домой, дав отказ на вечернюю прогулку. Подруги удивлялись её поведению, но не напирали и не настаивали, думая, что Галя наказана матерью за какие-то провинности. Перебирая картошку во дворе, Галя всхлипывала и вытирала нос рукавом старой куртки.
Шевелись, бубнила Клавдия, косясь на сгорбившуюся дочь. Потом в подпол полезешь. Я буду вёдра подавать, а ты сыпать.
Клава тоже заметно изменилась. Её взгляд стал задумчивым. Она уже не лезла к Марине с расспросами о Зинке: как она живёт в городе, учится ли или бегает на свиданки к местным ухажёрам. Затихла Петровна, закрылась в себе. Не слышно из её дома песен, нет ругани по поводу очереди в магазине, остыли споры, угасла Клавкина охота быть всюду первой.
В июне, когда Галя сдала экзамены и получила аттестат, Клава проводила её в город и пожелала счастливого пути.
Надеюсь, ты быстро освоишься, встретишь свою судьбу и останешься жить там вздохнула она и сухо поцеловала дочь в лоб. Не возвращайся сюда, Галя. Здесь тебе делать нечего.
Садясь в автобус, Галина с грустью взглянула на маму.
Только ты никому не говори, добавила Петровна, вытирая слёзы под глазами. Не позорь ни меня, ни себя.
Махнув рукой, она развернулась и медленно поплыла к дому.
Галя всплакнула. Надо же было такому случиться Гришка исчез и не появляется уже целый год. А так хотелось пожаловаться ему и рассказать, как мать отругала, когда узнала о беременности. Сколько слёз пролила девчонка, пока ждала, что Гриша женится на ней и увезёт в свой дом, как и обещал. Но нет, не приехал после того, как она объявила о своём положении.
Где ты, Гришенька? сев на свободное место, Галя посмотрела в окно.
Матери уже не было. Убежала, от греха подальше. Пассажиры набились в салон, как огурцы в бочку. Рядом с Галей встала хромая бабушка и попросила уступить ей место.
Грех на тебе, девонька, зашептала старушка, усаживаясь на место Гали, и за этот грех будешь расплачиваться всю свою жизнь.
Что? Галю ошарашили дерзкие слова бабули.
Не что, а молись. Молись и кайся. Ты бога прогневила, положив палку между ног, старушка заправила выбившиеся волосы под платок и уставилась в окно.
Ощутив страх, подкрадывающийся в душу, Галина протиснулась в толпу и встала у задней двери. Странная какая-то эта бабушка. Откуда ей знать, был грех или нет. Насупившись, девушка взялась за поручень, и автобус качнулся, отъезжая от автовокзала. Галя ехала в районный город, чтобы подать документы в то же училище, в котором учится Зинка. А что, вдвоём веселее. Есть надежда, что и в общаге будут жить в одной комнате. Ничего, что в последнее время девчонки не общались, зато родная душа будет рядом. Страшно жить в чужом городе, но ещё страшнее, когда рядом нет знакомых. Но там есть Зина. Радуясь скорой встречи с бывшей подругой, Галя представляла, как Зинка обрадуется.