Секретная служба с честью похоронила Лорел Роуз, ее имя увековечили в списке других агентов, погибших при исполнении служебных обязанностей. Адам Хейес после тяжелого ранения восстанавливался долгие месяцы, но потом был вынужден покинуть службу. Через полгода агент, застреливший первую леди, Тирон Эберт, тихо ушел в отставку.
Дело сдали в архив, колесики закрутились, бумажки зашуршали, компьютеры загудели.
Глава 1
То утро началось как обычно. Лизетт Генри – которую когда-то домашние и друзья детства звали Зета-Ракета – скатилась с кровати в привычное время, в 5:59 утра, за минуту до звонка будильника. В кухне автоматически заработала кофеварка. Зевая, Лизетт вошла в ванную, включила душ, чтобы нагрелась вода. Мочевой пузырь настойчиво напоминал о себе. К тому времени, как она закончила свои делишки, температура стала идеальной.
Лизетт нравилось начинать день с приятного расслабляющего душа. Под водой она не пела, не планировала свое расписание, не размышляла ни о политике, ни об экономике – вообще ни о чем не думала. Ласковые струи просто бодрили… или точнее, согревали.
В то июльское утро заведенный порядок катился так гладко и бесперебойно, что не требовалось смотреть на часы, дабы узнать, который час. Водные процедуры длились ровно столько, сколько потребовалось кофеварке для приготовления кофе, затем Лизетт обмотала влажные волосы одним полотенцем и вытерла тело другим.
Через открытую дверь сочился соблазнительный кофейный аромат. Зеркало в ванной затуманило паром, но к тому времени, когда она вернется сюда с первой за день чашкой бодрящего напитка, стекло прояснится. Закутавшись в махровый до колен халат, Лизетт босиком прошлепала на кухню и вытащила кружку из буфета. Ей нравился кофе сладкий и некрепкий, поэтому она засыпала сахар и добавила молоко, а затем налила горячий кофе. Словно первым делом с утра лакомишься десертом – по ее мнению, прекрасный способ начать любой день.
Принесла чашку в ванную комнату, чтобы между глотками высушить волосы и наложить легкий макияж, обычный для рабочего дня.
Поставив кружку на край раковины, размотала полотенце на голове и нагнулась вперед, энергично растирая темные каштановые волосы до плеч. Выпрямилась, отбросила пряди назад, повернулась к зеркалу и… уставилась в незнакомое лицо.
Влажное полотенце выскользнуло из внезапно онемевших пальцев и упало на пол.
Кто эта девушка?
Уж точно не она. Лизетт прекрасно помнила собственную внешность, но там не ее отражение. Она резко развернулась, лихорадочно ища незнакомку, отразившуюся в зеркале, готовая увернуться, готовая сбежать, готовая бороться за свою жизнь, но рядом никого не было. Она одна в ванной, одна во всем доме… одна-одинешенька.
Вдруг в голове зашептали голоса, едва уловимые, почти призрачные. Повернувшись к зеркалу, Лизетт постаралась подавить ужас и отчаяние и принялась изучать неведомую особу, словно та была врагом, а не… а не кем? Или чем? Полная бессмыслица. Дыхание стало учащенным и поверхностным, звуча словно издалека и явно панически. Что, черт возьми, происходит? У нее нет амнезии. Лизетт знала, кто она такая и где находится, помнила свое детство, свою подругу Диану и прочих сослуживцев, помнила одежду, висящую в гардеробе и наряд, который запланировала надеть сегодня. Помнила, что съела на ужин накануне вечером. Помнила всё, кроме этого лица в зеркале.
Чужого лица.
Ее собственное, запечатленное в голове, более мягкое и округлое, может, даже более красивое, хотя физиономия в зеркале вполне себе симпатичная, разве что чуть угловатая. Глаза те же – синие, на том же расстоянии друг от друга, пожалуй, немного глубже посаженные. Как такое возможно? Как глаза могли стать глубже посаженными?
Что еще похожего? Лизетт наклонилась ближе к зеркалу, изучая бледную веснушку на левой стороне подбородка. Да, веснушка на прежнем месте, в детстве была заметнее, теперь почти невидимая, но все же имеется.
Все остальное было… неправильным. Нос тоньше, да еще и с горбинкой, скулы рельефнее и выше, чем должны быть, нижняя челюсть более квадратная, подбородок – более четкий.
Лизетт настолько растерялась и испугалась, что стояла словно парализованная, неспособная ни на какие действия, даже если бы что-то путное пришло в голову. Продолжала разглядывать себя в зеркале, пока мысли лихорадочно метались в поисках хоть какого-то разумного объяснения.