Анна Лебедева
Фальшивое солнце
1
То лето выдалось жарким и сухим. Дождей не было вот уже третью неделю, и вся листва в городе пожухла, покрылась пылью. Где-то на западе каждый вечер клубились тучи, делая воздух тяжелым и влажным, как в парной. Там, далеко, сверкали молнии и проливался ливень на чьи-то счастливые головы. Мрачные, наполненные водой, тучи, как стадо огромных коров, разгуливали сами по себе и не хотели идти в город со своего приволья так и уплывали дальше, в суровые карельские края, не оставляя людям никакой надежды.
***
Ленка чуть не плакала, глядя вслед ленивым предательницам.
Ну что вы там забыли! Там и без вас слякоти хватает! и обессилено падала на скамейку, с трудом переводя дух.
Она чувствовала себя абсолютно несчастной! Все плохо! Дождя нет, жара такая, муж дурак, мама вечно на работе, а Ирку отправили отдыхать в лагерь. И что теперь? Умирать ей тут одной?
Да еще этот живот, коленок не видно! Ноги отекли, а лицо раздулось так, что глаза превратились в две щелки как у китайца. Лене было стыдно за свой вид: и куда подевалась тоненькая девочка с распахнутыми ланьими очами по городу переваливалась огромная, толстая, беременная бочка!
Врачиха предупреждала: много пить категорически запрещено! Но Лена разве кого слушала? Ей постоянно, до дрожи хотелось томатного сока. Наверное, так алкоголики не хватали стакан с пойлом, как она стакан с красной, прохладной жидкостью. Сок, соленый, пряный, с легкой остринкой, тек по горлу, оставляя после себя восхитительное послевкусие. Постояв с минуту около лотка, она опять просила продавца повторить. Баба в белой косынке, кокетливо повязанной, недовольно зыркала на Елену, кидала мелочь в жестяную коробку и открывала краник конусообразной емкости, наполовину заполненной соком, и через несколько секунд стакан снова оказывался в Ленкиных цепких ручках.
Здесь, в парке, она проводила все последнее время: поближе к воде, к деревьям, дающим хоть какую-то тень. Ленка бродила по дорожкам, усыпанным сосновой хвоей, слушала визги ребятни, катающейся на аттракционах, охи и ахи мамаш и бабулек, волновавшихся за своих дитять, видела, как парочки катаются на лодках и катамаранах и ненавидела весь белый свет. Потому что ему, всему белому свету, было хорошо и весело, в отличие от несчастной Ленки Комаровой, жительницы маленького городка, любимой дочери, молодой жены, и будущей матери нового советского человека. Этот новенький пинал родительницу маленькими ножонками, не давал спать в любимой позе и заставлял свою юную маму с отвращением отворачиваться от всего, что она раньше так любила. Зачем ей это все, господи? За каким бесом она вышла замуж за дурака Витальку? И к чему ей, собственно, этот ребенок?
Наручные часики, свадебный подарок матери, показывали четыре. Пора ползти на автобус к пяти явится Виталик и будет просить ужин. А ей не хотелось стоять у плиты и вдыхать эти отвратительные запахи супа с килькой и жареной картошки. Лена хотела спать. Спать долго и не просыпаться никогда. Но ведь нет: на кухню обязательно притащится соседка, бабка Паня, и начнет свою песню:
Ленушка, доченька, у тебя живот огурчиком парня Виташе родишь. Уж так и знай, у меня глаз наметанный!
Виталик будет смотреть на Ленку счастливыми глазами, еще и начудит: брякнет ложкой и бросится целовать жену. Бе-е-е! Целоваться совсем не хотелось, потому что от усов мужа сильно пахло табаком!
Она думала, что он сильный. А он влюбился и сделался круглым дураком. Бегает следом и в глаза заглядывает, как пес цепной. Лена не любила слабаков.
***
С Виталиком она познакомилась год назад. Нечаянно, на танцах. В клуб Лену затащили подруги. Вышло так случайно. Лена совсем не собиралась на танцульки, она ждала парня из армии.
Долго ждала. Осталось столько же. Конечно, было скучно и грустно. Но ведь слово дала Сашка возил Ленку в Устюжну, где жила его мать знакомиться.
Красивый старинный город, с его тихими улочками и купеческими домами, с многочисленными церквушками покорил Лену с первого взгляда. Она уже представляла, как уедет с мужем сюда, в Вологодчину, тихий русский северный край. На площади, заполненной народом: зареванными мамашами и девчонками, пьяненькими батями и дядьями, они стояли перед автобусом и держались за руки. Саша достал из кармана малюсенький футляр, щелкнул замочком и достал тоненькое золотое колечко. Венчал его маленький топаз.
Саша надел кольцо на пальчик Елены.
Вот. Окольцевал. Жди и не рыпайся.
Проводив Сашку, Лена старательно писала ему письма, не упуская никаких мелочей, происходивших в жизни, пока не поняла, что письма становятся похожими друг на друга. О чем писать солдатику?
По радио передавали сводки об успехах страны, о подготовке к олимпиаде, о том, как Родина вскоре догонит и перегонит проклятых капиталистов, а в Ленкиной жизни ничего такого не происходило. Каждый день одно и тоже. Утром Ленку будила мама, тихая и ласковая. Позавтракав парой яиц с толстым куском докторской, Ленка бежала на лимонадный завод, где по конвейеру двигалась бесконечная череда бутылок, а вокруг пахло лимонной эссенцией и грушевым сиропом. После смены она шла домой, заскочив по пути в магазинчик при хлебопекарне, чтобы купить к чаю горячую, душистую булку, у которой сразу же отгрызала хрустящую, ароматную горбушку.
Дома Ленку ждал нехитрый ужин, прикрытый чистеньким вафельным полотенцем. Она ела на общей кухне, болтая с бабой Паней, пила чай, слушая тихую старухину воркотню. Младшая сестренка Ирка, пигалица, бегала где-то во дворе или играла с котом в «школу». Огромный полосатый Васька был посажен за стол, между пальцами пушистой кошачьей лапки Ирка вставляла карандаш. Васька сидел ровно, вытаращив на хозяйку круглые желтые глаза. Ирка стояла напротив перед «доской» альбомным листом, приклеенным на стену, и рисовала печатные буквы. Время от времени Василий жмурился, зевал и засыпал, за что получал двойки и замечания красной ручкой в дневнике. Иногда нерадивый «ученик» покидал урок, спрыгивая со стула, улизнув в приоткрытую дверь на кухню, а оттуда через окно, на улицу. Прогульщик!
Вечером возвращалась с работы мама: она служила кассиром в десятом магазине, стоявшем напротив пожарной части. Прибегала со двора чумазая Ирка. В маленькой, всего на восемнадцать квадратов, узкой, как пенал, комнате, собиралось их семейство.
Тихонько бормотал телевизор, в серванте поблескивали бокалы и рюмочки. На тонких фарфоровых стенках изящных чашек и круглых тарелочках трофейного немецкого сервиза жеманно улыбались румяным пастушкам барышни в кринолинах и высоких париках. На алых щечках дам чернели кокетливые родинки. Музейная ценность! Из этой посуды никогда никто не ел: раз в год мама осторожно, не дыша, перемывала чашки в тазике с холодной водой и аккуратно ставила все на место.
В комнате было тесно: две кровати друг напротив друга и диван занимали все свободное пространство. Все равно, обстановка помещения дышала уютом: перьевые подушки были сложены в аккуратные пирамидки и закрыты покрывалами, декорированными вышивкой «ришелье». Пол блестел свежей масляной краской. А стены, никогда не знавшие обоев, выкрашены в белый цвет: по всей поверхности их располагались маленькие цветочки, нанесенные старательными женскими руками через трафарет.
На подоконнике ни одного цветка, все попытки хозяйки поселить здесь хоть одно растение заканчивались неудачей старая ветла за окном практически не пускала в комнату солнечные лучи. Ну и бог с ней в жару в помещении было прохладно. Белая побелка, кипенные скатерти и многочисленные салфеточки не позволяли комнате стать мрачной.