Ну, скажем, штуку в день.
Тридцать тысяч в месяц! ахнула Вера. Но это.
Ты хочешь сказать, безумие или расточительность? Скорее блажь. Другие тратятся на семью, алкоголь или предметы роскоши, а у меня, одинокого пуританина, одно пристрастие то, о чем говорили. И это не филантропия, поскольку пишу не для общества, а для собственного удовольствия. Впрочем, лукавлю конечно хочется, чтобы меня, любимого, не забыли земляне. А как это сделать? Ну, конечно же, книгами. И еще экспериментирую хочу жизнь прожить честно, без подлостей. Удастся ли время покажет, а помогает творчество: через сито совести и морали просеваю фактики прошлой жизни то было хорошо, это не очень, а вот это вообще стыдно вспомнить повод исправиться и не повторять грехов.
Однако не кажется ли тебе, что эту упущенную трицаху (за год больше трети миллиона) можно было потратить с большей пользой например куда-нибудь съездить? спросила Вера.
Да, конечно, можно. Но мне нравится играть в писателя, и я играю с полной душевной безмятежностью. Кому от этого холодно или жарко? Ты разве б пожалела части своего дохода в обмен на крепкий сон, здоровый аппетит и гармонию с собственной душой?
Вера лишь развела руками, затруднившись ответить на вопрос, но в глазах читалось не втолковать идиоту (это мне) про сына со снохой, живущими под одной со свекрухой (это она) крышей, да и вообще
На самого себя я трачу ерунду, продолжил, упиваясь. Утром пакетик китайской лапши, обед в столовой рублей на сто, на ужин примерно столько же. Квартплата, аренда гаража, уход за машиной вот собственно и все. Ну, выходной ты сама знаешь. Вообщем, не вижу причин напрягаться. А литература давно уже переросла из простого увлечения в смысл жизни. Вот как-то так.
По лицу собеседницы видел, что не совсем убедил её в своей умственной полноценности. Да Бог с ней! Я сам спросил:
А ты, Вера, куришь?
Хотел уличить в злонамеренной и напрасной трате денег.
Нет, не курю. Тебе не нравятся мои духи? Сменю.
Причем здесь духи? Мне не нравился запах ее дыхания будто от непромытой пепельницы.
Как-то Вера решилась на весьма рискованный изыск.
Писателей считают архитекторами человеческих душ обо мне ты что можешь сказать?
Как всегда правду и ничего кроме.
Ой, как интересно!
Хм сказал сам себе. А ведь правда вся в том, что Булкина, не смотря на нашу близость, не складывалась в моем представлении в положительную героиню. Деньги за секс берет это раз. В постели не позволяла мне никакого разнообразия единственная поза «бревна» это два. Ну, а третье её рейтузы. Она щеголяла в них, недораздевшись, будто это был последний писк моды эротического белья. Светку бы сюда вот было б хохоту. Унизительного для меня с Булкиной-то, знаю, как с гуся вода. Сказать это вслух? Хм! Достаточно глупо и даже рискованно ну как, зафигачет кулачком в глаз.
Тут мои мысли сами повернули к Светке. Лишь с ней, любимой, жизнь моя имела полноту, счастье и смысл. Как она была мила, как хороша, как эротично порхать умела по квартире в одной футболке. Вспомнились непослушные завитки ее огненных волос, которые, утомившись в любви, любил, накручивая на палец, разворачивать в обратную сторону. Не добившись, ворчал ты такая же вредная, как твои волосы. А Светка хохотала, и было мне с ней хорошо.
Мысленная инвентаризация Светкиных прелестей присутствовала всякий раз, когда мы с Булкиной ложились трахаться помогала потенции. Но стал замечать все хуже и хуже: то ли образ стирался временем, то ли скудные очарования теперешней подруги сошли на нет и превратились в антилибидо. И обеспокоенный рассудок начал предупреждать а тебе это надо? Даже не рассудок, а, пожалуй, инстинкт самосохранения. Но тормозила привычка доверять судьбе. Раз она здесь, думал о Секельдявке, значит, кому-то это надо, и не хрен о другой мечтать несбывшееся на то так и зовется, чтобы не сбыться.
Однако следовало говорить дама ждет.
У тебя умные глаза, красивые губы.
И все?
Ягодицы и груди, как у школьницы, упруги.
Вера вздохнула:
Я тебе о душе, а тебе все сиськи с пиською.
Подумал, вот он момент, когда можно закончить затянувшееся приключение, ставшее в тягость с некоторых пор.
Знаешь, что понял я на счет души мы не два сапога пары: для реализации мужского начала мне слабая женщина нужна, ты же сильна тебе хочется помыкать хлюпиком. Верно?
О мужчинах и женщинах, их роли и сути в устройстве семьи, общества и государства мы спорили часто и всегда в одном не сходились силе и слабости полов. Вера доказывала, что «слабым полом» женщин нарекли зря неправда это, разве что в смысле крепости мышц, да и то не у всех и не всегда. Предлагала мне сбегать или сплавать с ней наперегонки.
Может, армрестлингом удовлетворимся?
А Вера за свое:
В наш динамичный век слабый пол стал сильнее сильного и умственно, и физически. Мы даже превосходим вас в том, что идем к цели не заморачиваясь на условности. Вас же глючит ваш петушизм всегда и во всем хотите покрасоваться.
Ты это к чему? Хочешь убедить, что мужчины слабы и тупы, ни на что не способны, кроме как дам ублажать да детей зачинать? Трутней из нас сотворить хочешь?
Да вы трутни и есть. Даже семью завести боитесь.
Обрадовался:
Замуж что ли собралась?
Я не про себя. Я про женскую силу и мужскую дохлость
Я слушал да посмеивался в усы, и это распаляло Булкину ещё больше и больше.
Хуже всего эта твоя снисходительная усмешечка! наконец взорвалась она. Это в тебе от мужского высокомерия. Я тут распинаюсь перед тобой, а ты слушаешь и все равно считаешь: курица не птица, а женщина не человек. Ведь так?
Нет, я так не считаю. Женщина это божество, по-моему. Только к чему божеству руками махать и слюной кропить простыню? Повергни ниц мужика взглядом, улыбкою, обнаженным коленом и властвуй над ним сколь душе угодно.
Даже не думай! построжала Вера. Буду я перед кем-то хвостом вертеть.
А как собираешься мужиков завлекать? Бутылкой что ли?
Тебя ж без бутылки окрутила.
Ленин? Тут и сел старик!
Если тут козни Дьявола, то Бог сильнее всё равно. Задался целью избавиться от Булкиной любой ценой, пока совсем не оскудел потенцией. Только как это сделать, не нарушая однажды данного себе обета во всем доверяться судьбе? И так думал и этак ничего не выходило. Вера один раз в неделю звонила свободна, мол. И я, как ослик безропотный, тянущий безрадостный груз, выцеплял её где-нибудь в городе, вез к себе, ел пельмени, слушал треп, а потом сдавал приятеля своего её жестким ладоням сам он уже не торчал, как прежде, гюйсом и даже до клотика не добирался: так себе, болтался на половине мачты ни рыбой, ни мясом.
Даже Секельдявка, заметив, сказала ехидно:
Поизносились, Анатолий Егорыч вот вам результат беспорядочных связей.
Огрызнулся:
Это от твоей кожи шершавой. У тебя дома наждак вместо рушника?
Булкина в очередной раз повергла меня в изумление:
Ладошки огрубели от сапожных инструментов.
А говорила, что бухгалтер.
Днем сижу в офисе, на вечер заказы беру в мастерской.
Оно тебе надо?
Не надо бы, да денег не хватает.
Не спрашиваю на что, но, хочу сказать знаешь, в чем наша, русских, беда? В том, что мы за все беремся и всю делаем через. Ну, вобщем, понятно. А надо бы выбрать занятие по душе и довести профессионализм до гениального совершенства. Не пробовала? Зря.
Впрочем, за что только Вера не бралась ко всему у неё способности с талантами.
Чихнула двигателем машина моя она:
Продуй жиклеры у карбюратора.
Вообще-то у меня инжектор.
Какая разница!
Услышав, что Вера еще и программист, попросил глянуть на мой компьютер что-то при открытии текстовых документов, он рисует на них «плюсики» в строчку. Она согласилась, но когда заметила:
Компьютер твой долго греется.