— Не знаю.
Вялость, слабость, сонливость. Кто сидит у ее кровати? Пожилая женщина в белом халате, с добрым морщинистым лицом. Подносит ко рту ложку:
— Покушай, детка.
— Я сама…
Сама! Руки-то забинтованы! На обеих гипс. Что произошло за эти три дня? Такое ощущение, что сначала вывернуло наизнанку, а потом все внутренности выдраили с хлоркой. Сердце, печень, легкие… Добела. Во рту ее вкус. И теперь изнутри Соня похожа на белую комнату, абсолютно пустую. Какие странные мысли лезут в голову! Что-то вливали через капельницу, в исколотые вены. Самую настоящую дрянь. От которой тошнит. Зачем менять белые крылья на жалкие подпорки? На которых
— уверена в этом! — все равно не сможет ходить. Зачем?!
— Кто вы?
— Санитарка я, детка. Тетя Тоня. Ты покушай, покушай.
— Что это?
Судя по запаху, куриный бульон. А есть не хочется. Тетя Тоня настойчиво сует ко рту ложку. «Надо, детка, надо, так врач велел…» Морщась, глотает. Во рту по-прежнему привкус хлорки.
— Сколько это будет продолжаться?
— Что, детка?
— Когда я смогу есть сама?
— Недельки через две сможешь. Вот снимут гипс с правой руки. Борисович-то сказал, что ничего серьезного, косточки быстро срастутся. А до того я тебя с ложечки буду кормить. Как маленькую.
— Почему?
— Чтобы окрепла, на ноги встала. Здоровенькая была.
— Почему вы со мной возитесь?
— Работа у меня такая.
— Вам заплатили, да? Кто заплатил?
— Сестра твоя уж шибко о тебе заботится, Сонечка.
— Да нет у меня никакой сестры! Сколько можно повторять?!
— Ничего, ничего. Ты, главное, кушай. Это пройдет.
— Что пройдет?
— Да сколько ж влили в тебя всего, сердешная? Хорошо, что хоть помнишь, как звать.
— Зовут меня Соней. Но сестры у меня нет. Послушайте-ка. Сделайте для меня одну вещь. За деньги. Сможете?
— Что сделать-то, детка?
— Позовите милицию.
— Милицию? — охнула нянечка. — Зачем?
— Я хочу стать собой. Слышите вы? Собой!
И тут открывается дверь. Опять эта женщина, которая назвалась ее сестрой. Пропустив вперед мужчину средних лет в наброшенном на плечи халате, входит в палату к Соне.
— Ну как? Легче? Соня, тебе легче? — И нянечке: — Вы можете идти, я сама ее покормлю.
— Обойдусь.
Но тетя Тоня все равно ушла. Эта же щебечет:
— Милая, тебе надо успокоиться. Все плохое уже позади. Я все понимаю, есть не хочется, пить не хочется. Нарколог мне все объяснил.
Женщина, назвавшаяся сестрой, присаживается на стул, берет ложку, салфетку и пытается Соню кормить. Мужчина в халате внимательно за этим наблюдает.
— Кто ты такая? — отпихивает ложку Соня.
— Не хочешь? Ну не мучай себя. Поела немного — и хорошо. Не все сразу.
Валентин Сергеевич, вы присаживайтесь. Я думала, что моей сестре уже легче, и она сможет, наконец, вспомнить…
— Да помню я все!
— Соня, нарколог сегодня приходил? Он должен держать ситуацию под контролем. Я хочу, чтобы ты поскорее встала на ноги.
— А я хочу пойти в милицию!
— Я об этом уже подумала. Вот Валентин Сергеевич, капитан милиции, старший оперуполномоченный из РОВД. Участок, на котором с тобой произошло ДТП, в его ведении. Ты помнишь, как все было?
— Нет. Ничего я не помню. Мне было плохо. Я в тот момент хотела только одного. Как, впрочем, и сейчас. Дозы.
— Понимаю. Валентин Сергеевич, моя сестра получила серьезные травмы. Боюсь, что сегодня не сможет ничего конкретного сказать. Если хотите, можете с ней поговорить, но толку не будет. Я знаю свою сестру. Я же вам рассказывала…
— Что ты рассказывала?! Что?! Ты же никогда раньше меня не видела! В жизни не видела! Она рассказывала!
А капитан сидит, как сыч. Словно воды в рот набрал. Она тараторит просто без умолку, эта Алексеевна. Натура такая. А этот сидит. Наконец, очнулся, промямлил:
— Э-э-э… Вы Софья Алексеевна Летичевская?
— Да.
— Помните это?
— Прекрасно!
— Семьдесят восьмого года рождения…
— Девятого.
— Что?
— Семьдесят девятого. Вы что-то путаете.
«Сыч» уставился на Алексеевну. Мол, как же так?
«Что, тетка, попалась?»
— Моя сестра еще не окрепла. Три дня назад у нее началась наркотическая ломка. Ну, вы меня понимаете. Потом приводили в чувство, влили тонну лекарств. Она еще не вполне…
— У меня в сумочке был паспорт. Кстати, где моя сумочка?