И нет, мы не подошли к отцу с разборками и не учинили допрос с пристрастием. Мы просто развернулись и отправились домой. Мать не обращала внимания, что я, так и не посмотревшая на животных, реву навзрыд. В тот день она впервые меня ударила. Мне было восемь, а ей нужно было на кого-то выплеснуть свое разочарование и боль.
И чем сильнее и громче я плакала, тем жестче становились ее удары. Не знаю, чтобы со мной тогда было, но вмешалась еще живая на тот момент бабушка, которая, на моё счастье, решила заглянуть к нам в гости.
Томка, дура! Ты чего ребенка бьешь? Сдурела совсем?
Это все из-за неё! Ни образования нормального не получила, ни работы! Фигуру испортила, а теперь кому я такая нужна страшная и с прицепом, а? Никому! Вот и Юрка меня из-за этой бросил и к другой ушел! Ой, мама, как я буду без него теперь, как?
А как буду я без адекватной матери ее, увы, совершенно не интересовало.
Через неделю «вернулся из рейса» отец. Пьяная в дугу мать учинила ему разборки, хотя бабуля просила не поднимать протесты, стерпеть, понять и простить. И научиться жить с понимаем, что ее мужик теперь и еще чей-то тоже.
Но что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Отец не оправдывался, слушал, казалось бы, бесконечный и бессвязный поток ругани и смотрел на маму совершенно равнодушными глазами. А потом встал и молча направился к входной двери. Та тут же за ним. Валялась в ногах, умоляла ее не бросать, в любви клялась безграничной, обещала, что больше никогда его и ни за что не упрекнет.
И он остался. Но теперь уже на своих условиях.
Оказалось, на две семьи отец жил очень давно, просто там он женился на деньгах, а тут по любви все. Ну типа. Но мама в это чепуху верила недолго. Хватило ее на месяца три, а потом она как-то разыскала ту женщину и все ей рассказала, надеясь, что соперница выгонит отца из дому и тот будет принадлежать только ей.
Но она не выгнала. А Юрий Козинский больше никогда не приходил в наш дом. И никогда больше с нами не общался, из года в год открещиваясь от нас денежными переводами и подарками на мое День рождения.
С тех пор мать скатилась в запой, страшный и беспробудный, а я превратилась в девочку для битья, потому что куда-то же надо было сливать свою желчь и кого-то обвинять в своих неудачах. Пока была жива бабуля было легче, но спустя год ее не стало, и моя жизнь окончательно превратилась в кромешный ад.
Трижды меня забирала опека. Один раз я даже несколько месяцев жила в приемной семье, но и там мне было не проще и не лучше. Приемного ребенка никто любить не станет это всего лишь бизнес, ничего личного.
Так я жила в своем персональном чистилище, пока после девятого класса не выиграла олимпиаду по информатике. Именно тогда-то меня и приметил Иванчук Геннадий Степанович богатый столичный бизнесмен, который решил вложиться в меня и проспонсировать дальнейшее обучение. И да, я его сразу не взлюбила, потому что он был наглым, беспардонным и пёр к своей цели, не разбирая дороги. Согласие перевести меня в элитную школу «Золотая Лига» у моей матери он просто купил за жалкие десять тысяч рублей, которые она в этот же вечер пропила.
И именно здесь я и встретила Его. Мальчика с самыми красивыми глазами на свете. И он смотрел ими на меня так, как никто и никогда прежде.
А я смотрела в ответ, даже не догадываясь, что уже совсем скоро пожалею об этих взглядах.
Сильно
Глава 2.
В «Золотой Лиге» учились исключительно одни мажоры дети богатых промышленников, бизнесменов, политиков и инвесторов. Многие из них считали, что родились с золотой ложкой не только во рту, но в заднице. И если уж в государственной школе у меня толком не было друзей, то уж тут им и подавно негде было взяться.
Я стала стопроцентным хрестоматийным изгоем. За одним исключением, но об этом чуть позже.
И ладно бы, если меня просто не замечали, как пыль под ногами дорогих замшевых туфель, но я, сама того не зная, совершила непростительный проступок привлекла внимание того, в чью сторону даже дышать было запрещено.
А ведь я так старалась слиться с окружающей средой и спокойно доучиться два последних года. Все этому способствовало. Здесь даже выдали форму и мне не приходилось париться насчет неподобающего внешнего вида и дешёвых костюмов, купленных на местном рынке у улыбчивых китайцев. Все учли юбка, блузка, кардиган с эмблемой и даже гольфики. Все, кроме обуви, которая меня и выдавала с головой.
Именно поэтому на праздничной линейке я стояла, забившись в уголок, стыдливо скрестив ноги. Но это, конечно же, не спасало меня, и все видели уродливые лакированные туфли со сбитыми носами. Их я носила уже третий год к ряду. Я бы хотела купить новые, но матери на этот факт было глубоко насрать. Она так радовалась за меня, что уже неделю пребывала в глубоком запое. Какие, к черту, ей туфли?
А это что такое? оглянулась на меня какая-то девушка из толпы и окинула брезгливым взглядом, полным бесконечного превосходства.
Новенькая, спонсирует кто-то, ответила еще одна и откинула за спину копну густых белокурых волос. Я такие только в рекламе шампуня видела, а тут настоящие. Надо же.
Блин, только Моли нам в классе не хватало, скривилась девчонка и я опустила глаза, не смея вымолвить ни слова. Было обидно. Было больно. И весь мир казался какой-то черной дырой, наполненной тотальной несправедливостью и цинизмом.
И хотелось орать во всю глотку:
«Люди! Ну что с вами такое? Я же живой человек! Я же все чувствую! Я не виновата, что в моей семье нет много денег! Я не виновата, что отец оставил нас! Я не виновата в том, что моя мать запойная алкоголичка и не любит меня! Не виновата».
Но я не произнесла ни звука. Я уже тогда понимала, что никто меня не услышит. Ни родители, ни одноклассники, ни педагоги.
Перестань, Оль.
Да что перестань, Арин? Все равно будут буллить.
Забей, шикнула на брюнетку блондинка и про мое существование просто напросто забыли.
И вроде как-то все стихло. Я действительно попала в класс, где учились эти две девочки, села за самую дальнюю парту и стойко принялась грызть свой гранитный камушек. Целых четыре урока грызла, пока не началась большая перемена и все ученики не двинули в столовую на перекус. И я туда же.
Вообще, в «Золотой Лиге» был не только обед, но еще и завтрак после первого урока и ужин перед факультативами и спортивными секциями.
Благо спонсор оплачивал и мое питание тоже, в противном случае я бы скукожилась в этих элитных стенах от голода. Ведь ценник был заоблачный и не подъемный для моей семьи. Семья? П-ф-ф, простите, оговорилась.
Так вот!
Взяла я свой поднос и встала в очередь на раздачу. Вы удивитесь, потому как я точно сделала это, когда получила добротную порцию зимнего минестроне с томатами и красной фасолью, заправленный рубленой зеленью с оливковым маслом, бланкет из говядины в молочном соусе с морковью и репой, два клаб-сэндвича с ветчиной и сыром, большой стакан наваристого чая и заварное пирожное.
Обалдели? А то!
Названия я, кстати, не придумала, я просветилась, читая это все на висящем на стене меню. Вот так. Не суп, а минестроне. Не рагу, а бланкет. Это вам не хухры-мухры! Высшее общество и ест красиво.
И вот стою я со всей этой высокой кухней и оглядываю огромную столовую, пытаясь прикинуть куда же мне приткнуться. Вижу в углу пустой стол и иду к нему, не поднимая глаз. А уже там быстро начинаю разделываться со своим обедом. Хватило меня только на минестроне и чай очень вкусно, но Да, не привыкла я много есть, вот и все. Дома в приоритете всегда была не еда, а выпивка. М-да
Но только я собираюсь встать, чтобы отнести свой поднос, как тут же оседаю. В помещении у самого входа начинается какой-то лютый движ. Кто-то свистит, кто-то хлопает, кто-то радостно улюлюкает.