Казалось, этот маленький мирок навеки прижился здесь. Но в сентябре 1666 года приход церкви Святого Павла выгорел в результате большого пожара. Корона, каноники и просто лондонцы поспешили отстроить этот район заново по старым образцам, чтобы вновь обрести очарование этого тихого и теплого уголка Лондона. И даже в этот поздний час, когда лавки закрывались, и в такую скверную погоду можно было оценить прелесть этого уголка, довольно благонравного, поскольку здесь царила атмосфера духовности и красоты. И даже столь предубежденный человек, как Гийом, проникся его очарованием.
Тем не менее Тремэн никак не мог понять выбор своего канадского друга, заядлого охотника и морского волка, никогда не имевшего никакого пристрастия к духовности, которому по его складу характера больше подходила шумная таверна, пропахшая пивом, винным перегаром и жареным мясом, чем эта улица, благоухающая типографской краской. Если, конечно, миссис Бакстер, о которой он говорил с каким-то благоговением, не была тому причиной...
Франсуа, как он теперь узнал, был вдовцом и отцом трех дочерей, две из которых были замужем, а третья ушла в монастырь. И его вновь восстановленный дом на улице Су-ле-Фор не был так уж населен, поэтому его пребывание в Лондоне должно было служить ему отдушиной в его скромной жизни.
Однако, когда дверь, снабженная красивым блестящим медным молотком, открылась и они оказались в длинной прихожей, в конце которой поднималась крутая лестница, и когда появилась хозяйка дома, Гийом почувствовал некоторое разочарование. Он представлял себе, что увидит Бог знает какое пухлое создание, пышущее здоровьем, которое могло бы привлечь пятидесятилетнего вдовца, которому так не хватает женской ласки. Но здесь не было ничего подобного.
Это была крупная женщина, какие часто встречаются в горных районах Шотландии, с большим вытянутым лицом, обрамленным седыми волосами, черными глубоко посаженными глазами и пронзительным суровым взглядом. Над ее высоким белым чепцом витал дух кухни, запах жареного мяса и хлеба. При виде своего постояльца в сопровождении незнакомца она нахмурила брови.
– Почему ваш посыльный не сообщил мне, что вы приедете не один? – строго спросила она.
– Он ничего не знал об этом, так же как и я! Я встретил господина Тремэна на таможне. Прошу любить и жаловать: мой друг детства, с которым мы расстались сорок лет назад...
– И вы узнали друг друга? Вот уж повезло!.. Так он, как и вы, канадец, ставший, конечно, англичанином?
– Нет, мадам, я француз, – вмешался Гийом, которому сразу стала симпатична эта женщина, произнесшая слово «англичанин» с определенным неодобрением.
– О, это мне нравится больше! Ну что ж, месье, проходите и будьте желанным гостем. Джейми! – прорычала она без перехода. – Джейми, поди сюда!
Тотчас же на лестнице появился лохматый молодой человек несколько развязного вида, который радостно завопил при виде Франсуа, выражая свой восторг. Появление канадца означало для него пополнение его финансовых ресурсов. Когда миссис Бакстер сказала ему, что следует приготовить комнату еще для одного постояльца, он одарил и Гийома радостной улыбкой, но Ньель остановил его, когда тот намеревался уже взлететь по ступенькам.
– Господин Тремэн с удовольствием поужинает с нами, но не останется ночевать. Будет гораздо лучше, если Джейми отправится сейчас к Джерри Филду, владельцу экипажей, и закажет дорожную карету, запряженную сильными лошадьми.
– Вы далеко направляетесь, милорд? – спросил молодой слуга, на которого, несомненно, произвело впечатление выражение лица вновь прибывшего.
– За Кембридж, – уточнил Франсуа. – Ты скажешь Джерри, что господину Тремэну нужно прибыть туда к началу дня, включая смену лошадей.
– Тогда нельзя терять времени...
– В самом деле, – подтвердила миссис Бакстер. – Тогда прошу за стол, месье. Я сейчас принесу еще один прибор... – сказала она, принимая у гостей их шляпы и плащи, которые она повесила в шкаф, прежде чем проводить их в столовую, где будет подан ужин.
Войдя туда, Гийом наконец понял, почему его друг так стремился скорее приехать на улицу Патерностер.
На полу, натертом до блеска, были расстелены цветные ковры, защищавшие ноги от холода красных каменных плит. У камина, где тлели угли, распространяя горьковатый запах, слегка смягченный благоуханием пучков травы, подбрасываемых время от времени в огонь, стоял круглый стол, накрытый белой скатертью, на которой красовались приборы, посуда из белого и синего фаянса и сверкали стаканы, располагаясь вокруг букета осенних листьев. Стены столовой были обшиты дубовыми панелями, на которых висели гравюры с видами моря и сценами охоты, на полочках были расставлены оловянные кувшины для виски. На полке камина среди оловянных резных тарелок стояли подсвечники со свечами, отбрасывая золотистый свет на накрытый стол, возле которого суетилась служанка, внося необходимые изменения в связи с прибытием неожиданного гостя. Вокруг стола располагались кресла, обитые кожей, такие же, как вокруг другого стола, на котором лежало начатое вязанье, несколько книг и альбомов в потускневших кожаных переплетах. Это была женская часть «приемной», типично британской, или английской, где целая семья могла чувствовать себя очень уютно. Толстые красные шторы на окнах полностью отгораживали этот зал от холода и сырости, царивших на улице.