Этим он был в мать. Иван даже стеснялся этого сходства и в решительности своих поступков старался сыскать другие причины. Мать могла сгоряча наломать дров, нередко так и происходило. Сгоряча, к примеру, разбомбила и выставила телевизор, как забывающегося гостя, поведшего себя неприлично. Выставила и только навредила: Светка повадилась бегать под телевизор к подружкам; Евстолия Борисовна, признаваясь, что она «не вылезает из телевизора», приходила совсем редко. «Так не делается, считал Иван. Прежде остынь, потом решайся на размашистые движения». Его поступки, считал он, вызываются волевым решением. Дискотека это детская болезнь, так же как пакостливые заглядывания в чужую постель, от нее, от этой болезни, все равно придется освобождаться, и чем раньше, тем лучше. «Титаник» результат массового психоза, «что все, то и я», а он собирался быть человеком самостоятельным. Французский французский понадобится, конечно, меньше, чем английский, и к английскому когда-нибудь придется вернуться, но сегодня английский это для сбитого с толку поколения загон, где ему помогут расстаться с родной шерсткой. О принцессе Диане и говорить нечего, она не одну себя отдала на съедение хищникам, а вместе с собою повела миллионы, многие миллионы дурочек, жаждущих мятежного примера.
В последние месяцы у Ивана появилось новое увлечение. Его, впрочем, и увлечением назвать нельзя, оно сразу показало себя не пустым занятием, а интересом, за которым открылся совсем рядом лежащий потайной и увлекательный мир. Это было совсем не то, что ищут, чтобы чем-нибудь себя занять. Однажды он катал-катал случайно подвернувшееся слово, которое никак не исчезало, бывает же такое, что занозой залезет и не вытолкнешь, и вдруг рассмеялся от неожиданности. Слово было «воробей», проще некуда, и оно, размокшее где-то там, в голове, как под языком, легко разошлось на свои две части: «вор бей». Ивана поразило не то, что оно разошлось и обнаружило свой смысл, а то, что настолько было на виду и на слуху, настолько говорило само за себя, что он обязан был распознать его еще в младенчестве. Но почему-то не распознал, произносил механически, безголово, как попугай. Недалеко оказалось и другое, летающее рядом с воробьем, столь же очевидное и самоговорящее: «ворона», «вор она». Вспомнилось, что «спасибо» это «спаси Бог». Вот уж верно: «Спаси и вразуми нас» произносим как пустышки, как фишки, как номера какие, которые имеют условное обозначение, требующее запоминаний.
Мама, ты знаешь, что такое сволочь? погуляв перед матерью петухом, придав себе важности, спросил Иван, улучив момент, когда Тамара Ивановна вечером перед сном, уставшая и размякшая, опустилась на диван.
Сволочь она и есть сволочь, мрачно ответила она.
А что такое подонки?
Чего это тебя потянуло туда: сволочи, подонки?
Слушай, мама, и запоминай. Сволочь это такая дрянь, которую надо стащить, сволочь с дороги, где люди ходят. Слово «сво́лочь» от «своло́чь», убрать с глаз. Переставляешь ударение, и все ясно. А «подонки» осадок по дну посудины, несъедобные, вредные остатки, их только выплеснуть.
Гли-ка! слабо удивилась Тамара Ивановна. Сам разглядел или кто подсказал?
Я теперь к каждому слову прислушиваюсь. Вот «бездна». Что такое «бездна»?
Ты у меня, что ли, спрашиваешь?
У тебя. Посмотрю на твое развитие
Я те покажу развитие Доразвивались дальше некуда. Ахнули в пропасть вот тебе и бездна.
Правильно: «про́пасть» от «пропа́сть», и она «без дна» вот и «бездна».
Учись, вздохнула Тамара Ивановна. Так учись, чтоб не пропасть. Счас все шиворот-навыворот ой, разбираться днем с огнем надо. Слова взялся разгадывать разгадай-ка сумей, где хорошее и где, ой, нехорошее. Ой, Иван, берегись. Счас матери с отцом углядеть вас никаких глаз не хватит. Сам берегись. Теперь детишкам хуже, чем в детдоме. В детдоме досмотр был, там, может, ласки не хватало, а досмотр был. А счас и при живых родителях сиротство: все под смех да под издевки пошло.
И сама же, спустя недели две, вспомнила:
Ну, что еще разыскал? В словах-то? Какие там еще разъяснения?
Разъяснения мне больше неинтересны, ответил Иван, напуская на себя опытность. Я в этом предмете в следующий класс перешел. Я теперь интересуюсь, как слова меняют свой смысл. Вроде как взрослеют. Вот, к примеру вот, к примеру, «злыдни» Ты знаешь, что такое «злыдни»?
У нас в деревне говорили: последние злыдни выгребли. Значит: остатки, деньги там или продуктишки, на черный день приготовлены.
Да, теперь так. Но если смотреть на слово это «злые дни». Сначала оно, видать, жило с этим значением, а потом потихоньку-потихоньку перешло в запас для тяжелых, для злых дней. Или слово «равнодушный». Оно относилось к человеку равной с другим, равновеликой, души, а сейчас это бездушный человек. Вон куда уехало.
Тамара Ивановна покивала, с усиленным вниманием разглядывая сына, и спросила:
Так ты, может, по этой части и пойдешь после школы? Ишь как завлекло! Она вздохнула. Только не кормежное, однако, это дело, это твое гадание на словах
Языкознание называется. Конечно, не кормежное. Иван вдруг заливисто, притопывая ногами, рассмеялся. Не кормежное еще бы!
Чего ржешь-то как жеребец! Кормить-то кто будет?
Да мне ведь еще год в школе
Школу-то не задумал бросать?
Нет, не задумал. Я мог бы, конечно, самостоятельно «Хвастунишка, подумала Тамара Ивановна. Сразу то и другое заедино: и хвастунишка-мальчишка, и взрослый уж, серьезный человек». Мог бы самостоятельно, выхвалялся сын, но мне аттестат зрелости не повредит.
Вот чего бы Светке не учиться?.. Школа плохо и без школы плохо.
С нами плохо, а без нас тоже плохо, поддразнил Иван.
И правильно! решительно подтвердила Тамара Ивановна. Ты надо мной смешки не строй, я тоже разбираюсь. Правильное оно и будет правильным, как ты его не обсмеивай. Этим твоим горлопанам, этим твоим дуроплясам надо бы знать: правильное правильным и останется. Они в дым превратятся, в фук, в вонь, а оно стоять будет.
Да с чего они мои-то? Ты с чего их мне в родню-то записала?
Потому что они для тебя стараются!
Они и для тебя стараются!
Меня им не взять!
А если меня взять плохо ты меня воспитываешь!
Ничего, я вас воспитаю! Вы у меня шелковые станете!
Ма-а-ма! миролюбиво протянул Иван, лицо его поехало на сторону от смеха. Как называются первые огурцы?
Чего-о-о?
Как называются первые огурцы, помидоры, ну и так далее?
Чего ты меня дуришь?
Ну, как они называются знаешь?
Так и называются. Первые они и есть первые. Первый ребенок первенец. Первый огурец тоже, поди, первенец.
Поди Вот тебе и поди. Огурец-то это, поди, не ребенок. Первые овощи, мама, начатки. А как называется беременная женщина? Она называется: непраздная. Вот так. Тоже мне: не кормежное дело А вспомнишь, что начатки, и огурцы вкуснее.
Хоть русские слова и то ладно. А то сейчас понатаскали всякую дребедень, будто мы уж не дома, и скалят под нее зубы, и скалят
А почему девушку называют красной? не отставал Иван; очень ему нравилось учительствовать перед матерью, так и приплясывал он перед нею, наигрывая головой, так и брызгали его глаза веселым нетерпением. Красна девушка это что?
На морковке да на свекле со своей грядки возросла вот и красная.
Красная это красивая. Так в старину говорили. Красная площадь в Москве не от морковки же она красная А потому что выстроена красиво.
Площадь, может, и не от морковки, а красна девушка от морковки, уперлась Тамара Ивановна. Тут уж ты меня не перебьешь. От огородного, от таежного, от чистого воздуха вот она откуда, краса. Никакой мазни не надо. Лицо белое от коровки, щеки жаром пышут от чего же еще, как не от нее, не от морковки; глаза чисто глядят утром встанет пораньше да умоет свои глаза свежей росой, они и рады-радешеньки. А ежели еще коса на месте Коса на месте все на месте, так и запомни.