Э! Вы губу закатайте! Моя Юлька, я на нее давно уже глаз положил, насупился Ванька и пацаны заржали.
Я же только кинул усталый взгляд на друга и в, казалось бы, сотый раз прокрутил ленту соцсети. Сколько раз за последние два месяца я обещал себе, что не буду этого делать? Много. Просто овер-до-хрена!
Опять наш Гордый ушел в нирвану, услышал я чей-то голос, но головы не поднял, залипая на новой фотографии белокурой стервы.
Селфи. Улыбается как будто бы мне, в глазах целый океан и я перед ним всего лишь жалкая щепка в море. Красивая как сон. Хорошая.
Недостижимая.
На фига ты ему ту фотку тогда показал?
А я чо знал, что так будет?
Гордеев, алё! Прием-прием, как слышно?
Да тут я, отмахнулся и бросил последний взгляд на экран.
Чо хоть за телка, расскажешь? А то пялишься на нее как шальной, толкнул меня кулаком в плечо Макс.
А я не знаю, что ответить. Я, Стас Гордеев, зарекался смотреть в сторону мажористых прилизанных девчонок, а тут поплыл. Юзать да, но вот чтобы так Разве мало мне примера отца? Ничего толкового не выйдет. Расклад будет один, даже если я в три погибели вывернусь. Тем более, что она в Москве, а я в Питере. И между нами, как минимум, целая социальная пропасть.
Да так, фуллхаус умная и красивая. Что еще надо, чтобы я ее запомнил? и натянуто заржал, но парни моей тихой истерики не заметили. И то хлеб.
Зато дома меня опять жрали черви сомнений и непонятных, изматывающих желаний. Когда-то родной и бесконечно любимый город опостылел, внезапно стал серым и неинтересным. И где бы я не находился, я знал ее мне не встретить. И ведь когда-то еще было терпимо, когда вернулся, когда отец горделиво хлопал меня по плечу, принимая в семейный бюджет деньги за мою победу. Когда я четко для себя понимал ну встретил и встретил, подумаешь
Что девчонок мало в Питере симпатичных?
Оказалось, что ни одной. Все мне теперь виделись блеклыми и выцветшими. Разговоры ни о чем, прикосновения без смысла, взгляды полные пустоты. Гимнастика, не приносящая никакого удовольствия. Нет азарта. Он весь остался в чертовой Москве и меня тянуло туда как магнитом.
Цветасто выматерился. Подошел к столу и отыскал в вазе ту самую черную визитку, покрутил в руках, пару раз назвал себя идиотом и оленем. Помогло. Кинул жалкую картонку обратно и потопал в душ, где, упершись руками в кафель, вновь вспомнил улыбающееся лицо.
Господи, да сколько ж можно-то?
Через неделю за ужином сам не понял, как спросил у отца, изображая крайнюю степень незаинтересованности.
Теть Зина так и живет одна?
Маринка обещалась приехать по весне, но так и не удосужилась проведать мать. Сволота неблагодарная! ответил отец и вновь заорудовал ложкой.
Жаль ее, выдал я, кусая нижнюю губу, еще не понимая, на что решусь. Да и решусь ли.
А мог бы с ней жить, если бы в прошлом году спонсору не отказал. Кому нужен аттестат обычной государственной школы, м? Никому! А вот закончил бы
И батя продолжил бубнить очередную тираду по поводу моей недальновидности, мол Питер дно, а Москва это место силы. Как будто сам забыл, к чему его учеба в столице привела. Да уж, услужливая память у моего старика.
Решил освежить:
Смотрю, тебя в свое время Москва прям преобразила, и голос мой сочился ядом.
Зато у меня есть ты, грустно заключил отец и отхлебнул чая из кружки.
Надо ли вам говорить, что последующие семь дней я варился в противоречиях? Но да! Ведь у меня был пример перед глазами. Уж кому, как не мне, надо было бы понять, что я и золотые девочки живут на разных планетах. И вместе быть никогда не смогут. Но я упорно думал о ней, а еще почти каждый день доставал из злополучной вазы картонку, пока однажды, в середине августа не сдержался, а потом и не набрал номер, что значился на визитке.
Ах, если бы только на том конце провода не взяли трубку. Ах, если бы
Слушаю, от звучного голоса Толмацкого я вздрогнул и на пару мгновений даже растерял всю свою смелость, говорите!
Здравствуйте, прочистил я горло и перешел к сути своего звонка, Александр Дмитриевич. Это Стас Гордеев, вы мне дали свою визитку, а до этого сделали предложение по учебе.
А-а, ну что-то такое припоминаю, да, ответил мужчина и сердце мое рухнуло куда-то в пятки.
Я почти смирился со своим идиотским решением, а тут такое. А в следующий момент меня добили.
То было предложение одного дня, Стас.
Где-то тут меня и закоротило, а потом и бомбануло. Вот же богатое мудло! И да, злость я сдержать не смог.
Ну и чудесно, почти выплюнул я.
Да неужели? хохотнул мужчина в трубку.
Ага. Все, что ни делается все к лучшему. Значит, ваше предложение действительно было так себе. Найду получше.
Ну найди, с улыбкой в голосе благословил меня Толмацкий, а я не выдержал и отключился первым.
Телефон чуть к чертям не разбил, а потом выбежал во двор и там почти час истязал тело на турниках, пока руки не начали дрожать от бесконечных подтягиваний и отжиманий.
Где-то много после зло зарычал, припустил домой и долго стоял под ледяными каплями, пытаясь вытравить из мозгов Ёе идеальный образ и те сладкие мысли, в которых я учусь целый год в одной с ней школе, в одном с ней классе.
Сидя, за одной с ней партой.
А теперь ничего этого не будет, потому что чертов богатенький Буратино сказал мне «нет».
Мудак! заорал я и все-таки разбил руку о кафель ванной комнаты.
Неделю я ходил сам не свой, про себя костеря гребаного Толмацкого всеми известными мне нелицеприятными эпитетами. Кем он только не был в моих мыслях, ой! И я руку даю на отсечение, что все то время этому богатею икалось, и днем, и ночью. Жестко икалось!
Сам же я раз пятьсот залезал на сайт той самой школы и вчитывался в правила поступления. Долбанутые, скажем так, правила. Либо у тебя должно под подушкой лежать лишние полтора мульта, либо у тебя должен быть спонсор, чтобы закрыть все издержки заведения.
Издержки, черт их раздери!
Форма раз. Форма спортивная два. И не абы какая, а от именитого дизайнера. На кой-то хрен заграничный паспорт три. Оплата экскурсий и соревнований четыре. Вступительный взнос пять.
Это не школа, эта туфта какая-то на палочке! А-р-р!
И никакие супер-пупер оценки спасти моей ситуации не смогли, никакие достижения тоже. Либо бабки, либо спонсорство все.
И я пошел дальше начал шерстить все государственные школы, что были рядом с «Золотой Лигой». Задача заведомо провальная, как я позже понял. Ведь заведение, где училась моя белобрысая заноза, было закрытого типа и даже, умудрись я поступить сейчас учиться где-то рядом, то максимум, что бы мне светило это лицезреть как она приезжает на учебу, а потом и уезжает.
Ну такое
И я в который раз понял, что проиграл. А потом снова разнес в пух и прах руку, усердно утрамбовывая кулак в плитку в ванной комнате. Потрескалась. Отвалилась. Отец поджимал губы, качал головой, но исправить нанесенный ущерб помог. Благо, что не спрашивал причины.
А что я ему отвечу? Сам не знал, что со мной творится, потому чтода потому что вляпался я, по все видимости, в какое-то дерьмо, а как вылезти из него ума не приложу!
И единственное, что было неизменно изо дня в день, так это перед сном достать телефон и до искр перед глазами смотреть на ее фотографии, вылизывать взглядом идеальные черты, представлять, что когда-нибудь я буду делать это не мысленно и не на расстоянии, а максимально близко, руками, губами и языком. А потом
Боже, я идиот! Поплыл на девчонку, которую видел от силы пяток раз!
Матерился, чертыхался, ругал себя последними словами, а дальше переходил на полоскание Толмацкого, обещая себе, что еще утру его самодовольный нос. Вырасту, стану крутым и утру! Еще бегать за мной будет и просить, чтобы я снизошел до работы в его компании, а я буду хмыкать и поджимать губы, давая понять, что не заинтересован.