Я опускаю стекло и кричу:
Зенки раскрой! Мне самой-то куда ехать? Дегенерат! Я здесь сама просто так что ли стою?
Прерывисто дыша, я вдруг наблюдаю, как стекло задней машины медленно опускается, и оттуда высовывается
Ольга Валерьевна, нехорошо с начальством так разговаривать, делает мне замечание Сансаров. А у самого вид, будто он не меня увидел, а жирафа на льдине.
«Когда он машину-то успел поменять? Вчера же на другой приезжал», нервно вспоминаю я и начинаю думать, что ответить. Надо было извиниться, иначе я могла и премии в конце квартала лишиться. Вот только за что? За то, что он баран слепой? Я натягиваю улыбку и произношу:
Богатым будете, Андрей Витальевич, не признала вас.
После этого начальник молча поднимает стекло, объезжает меня прямо по обочине, чтобы свернуть куда-то влево, и скрывается из виду. Ну, всё, не видать мне премии. А ведь я хотела её на отпуск отложить. Ещё и за университет Никите надо заплатить. Я устало выдыхаю и продолжаю угнетенно стоять в пробке, будь она неладна.
В офис я приезжаю, когда начальник находится уже в своём кабинете. «Как он смог добраться быстрее, он же уехал в другую сторону?». Я одёрнула себя. Конечно, он же у нас никогда не опаздывает. Работа для него самое важное в жизни. И как его семья терпит? Наверняка у него дома все по струнке ходят и обувь в прихожей по линейке ставят.
Поставив один кофе на стол подруги, я падаю в своё кресло.
Ты где была? шипит мне Олеська. Сансаров не в духе сегодня.
Знаю, вздыхаю я. Это я ему настроение испоганила с утра пораньше. Назвала его дебилом на дороге, рассказываю я подруге, вскочив с места от разбушевавшихся во мне эмоций. Ну, а что? Он не придурок, что ли? продолжаю возмущаться я, не обращая внимания на странное лицо у Леси. Нет, ты представляешь? Этот осёл чуть мне в зад не въехал, ещё и сигналить вздумал. И как он такой крупной фирмой управляет, когда у него вместо мозгов мышцы?
В итоге я закончила только тогда, когда Олеську перекосило в лице так, что я ненароком подумала, что у неё инсульт.
Кхм-кхм, раздаётся за моей спиной.
Звиздец, тихо произношу я и оборачиваюсь, снова изобразив глупое подобие улыбки. Прямо за моей спиной стоит Андрей Витальевич. Слегка небритый и, конечно же, злой, как казуар в брачный период.
Ко мне в кабинет, Милая, подозрительно спокойно произносит начальник, но делает акцент на моей фамилии. Я знаю, что мне досталась «милая» фамилия, но из его уст она сейчас прозвучала как оскорбление. А вы, Олеся Вячеславовна, займитесь своими прямыми обязанностями, а не разговорами на рабочем месте, уже грубее добавляет он и уходит в свой кабинет.
«Прорвёмся», про себя проговариваю я, надеясь, что не выйду из кабинета Сансарова безработной.
Набираю воздух в лёгкие и захожу в кабинет начальника. Знаю, что виновата, но гордо и высоко держу подбородок. Сансаров сидит за столом и пишет что-то на листе бумаги. Наверняка это моё заявление на увольнение. Но за справедливое оскорбление ведь еще никого не увольняли, да?
Стою, молчу. Жду.
В кабинет вдруг входят две женщины, присаживаются на диванчик и тоже начинают чего-то ожидать. Одна подозрительно знакомая женщина уже пожилая, другая наоборот, цветет и пахнет красивая, но губы у неё накаченные и волосы наращенные. В моей голове возникает неприятная мысль: «Неужели Сансаров уже претенденток мне на замену нашёл?». Я еле удерживаю услужливую улыбку на лице. Вот гад! Убила бы голыми руками.
Я одариваю сидящих претенденток оценивающим взглядом. Ну и кто из них сможет заменить меня? Неужели та, что сидит и волосы на палец наматывает? А может, та, в кофте с люрексом? Она до сих пор улыбается с тех пор, как вошла сюда. Неужели Сансаров думает, что они справятся лучше опытного профессионала?
Наконец начальник поднимает на меня недовольный взгляд.
Присаживайтесь, Ольга Валерьевна, коротко и быстро проговаривает мужчина и указывает шариковой ручкой на стул.
Я гордо вышагиваю к указанному месту и сажусь на стул перед столом начальника.
Оскорбления запрещены в офисе, начинает говорить он мне, игнорируя тех двоих дам. Наверняка Сансаров отчитывает меня перед ними специально, чтобы они знали, к чему приводит длинный язык и высказывание своего мнения в этой фирме.
Оскорбление только начальников? Это правило действует в одностороннем порядке? перехожу я в наступление. Это же лучшая защита, не так ли?
Нет. В нашей фирме есть свод правил, в котором прописано, что запрещено оскорблять всех сотрудников, коим я тоже являюсь, раздраженно, но, к сожалению для меня, справедливо указывает на мой промах Сансаров. Мужчина искоса глядит на меня, на секунду отвлекаясь от своих дел. И я не могу припомнить, чтобы хоть раз оскорбил вас. Хотя вас иногда и хвалить не за что.
Я открываю рот, чтобы высказать все, что думаю о ситуации и тех, кто в ней замешан, но вовремя себя останавливаю, продолжая в голове свой разгневанный монолог. «Что же вокруг меня собираются все такие нежные? Слова им грубого не скажи. Какая разница, в какой манере я разговариваю и какими словами пользуюсь? Лучше ли было, если бы я, как и все, лизоблюдством занималась, а, Сансаров? Ведь главное, какой я работник! А здесь мне равных нет. И раз он меня не ценит, ему же хуже он потеряет качественный кадр своей компании».
Прокручивая в голове всяческие возвышающие моё эго обвинения, я всё равно обижаюсь. Как моё мнение об этом человеке влияет на работу? В конце концов, нам же с ним не жить вместе! Сансаров мог бы и закрыть глаза на мою неприязнь к нему, как это делала всё время я. Но унижать меня перед людьми это уже слишком. В общем, пока Сансаров был занят, я накрутила себя до предела.
А знаете что? не выдерживаю я. Пусть вам пятки другие облизывают. Зато я честна перед вами. На дороге вы повели себя, как хамло. Нечего было так сигналить!
Всё. Чувствую, это было моё последнее выступление в стенах этой фирмы. Можно откланиваться.
Это все ваши претензии, Ольга Валерьевна? отрешенно спрашивает Андрей Витальевич, даже не смотря на меня и продолжая что-то писать в документе.
Я набираю в легкие воздуха. Уже нечего терять.
Нет. Вы часто придираетесь к моим проектам. И не всегда это бывает справедливо. Да вы даже не приняли мой проект лишь из-за того, что там нижняя строчка была сдвинута на сантиметр. На сантиметр! Это был прекрасный баннер, его одобрили заказчики. А вы! Знайте, наша неприязнь друг к другу взаимна, отвечаю я, а Сансаров перестаёт писать и внимательно смотрит на меня, будто думает о чём-то. Наверное, представляет, как сжигает меня на костре, или мысленно держит мою голову в проруби. А ещё вы придираетесь к моей юбке, которая, по вашему мнению, на два сантиметра выше положенного. Кем положенного? Лично вами?
Я вас понял, серьёзно произносит начальник, прервав меня. Он хочет ещё что-то сказать, но слова сами вылетают у меня изо рта:
Рада за вас.
Понимая, что ничего хорошего я больше не услышу, я со скрежетом отодвигаю стул и направляюсь на выход. Ох уж эти мои несдержанность и стремление к справедливости. Сансаров действительно придирается ко мне больше, чем к остальным. Ему всегда всё не нравится. И меня это порядком уже достало.
Милая Ольга Валерьевна, я вас не отпускал! возмущённо окликает меня начальник и, упершись руками о стол, грозно вскакивает со стула.
Я останавливаюсь, так как вспоминаю, что не подписала документ на увольнение. Возвращаясь к его столу, я беру любимую ручку босса, пишу свою фамилию в пустой графе и ставлю жирную подпись рядом с печатью и его размашистой каракулей.
Теперь точно всё.
Ариведерчи, вы меня больше не увидите в этом здании, бросаю я и стремительно покидаю кабинет, демонстративно виляя задом. И ничего мне не жаль!