Часть 1
Индийская и греческая философии до эпохи эллинизма
Глава 1
Введение в проблему. Индо-греческие мифы и «начало» философии
Определить взаимосвязь греческой и индийской философий и сложно, и просто одновременно. Есть два основных пути решения этой проблемы. Первый рассматривает индийскую и греческую философии как две ветви, идущие от единого, пра-индоевропейского корня, с течением времени и под влиянием различных условий разошедшиеся в стороны, однако еще сохраняющие много общего, сталкиваясь, в общем, с одними и теми же мировоззренческими проблемами. В принципе, это верно и объяснимо, хотя и совершенно недоказуемо соответствующими источниками в силу давности происшедшего. VIV вв. до н. э. вообще представляют невиданный всплеск философского откровения в мире: в Греции живут и творят Гераклит Эфесский (ок. 544 ок. 483 гг. до н. э.), Фалес Милетский (ок. 630 ок. 550 гг. до н. э.), Пифагор (ок. 570 ок. 490 гг. до н. э.), Демокрит (ок. 460 ок. 370 гг. до н. э.), в Индии Будда (да и вообще это время характеризуется там коренным переломом, границей двух эпох в истории философии ведийской и классической, брахмано-буддистской), в Китае Лао-Цзы (р. ок. 604 г. до н. э. ?) и Конфуций (ок. 551479 гг. до н. э.). Вряд ли это простая случайность или совпадение. Второй путь, которого предпочитали придерживаться сами древние греки, заключается в искреннем признании ими того, что они получили всю свою мудрость, как научную, так и философскую, из Египта и с Древнего Востока (Финикии и Персии, откуда уже и до Индии недалеко), а потом уже развили ее на «своей» почве. По уверению доксографической литературы, «восточное влияние» испытали на себе (в той или иной степени) такие столпы древнегреческой философии, как Фалес Милетский, Пифагор, Платон (ок. 425 ок. 347 гг. до н. э.)
Вероятно, правы и те, и другие, и нет смысла противопоставлять эти точки зрения. Другое дело, что по отношению к индийской философии, имеющей серьезную религиозную «закваску», принято употреблять термин «предфилософия» то есть, упрощенно выражаясь, философия, не достигшая надлежащего уровня развития (термин «недоразвитая» подошел бы больше, но ввиду его негативной окраски мы от него воздержимся), поскольку сочетает начатки наук с мифологией и из-за противоречивости этих составляющих постоянно разрывается на две части; вершины Платоновой мысли и «велемудрствования» ей явно не под силу. К предфилософии часто относят наследие Китая, а также Египта, Междуречья и Персии. По отношению к Китаю это, конечно, вряд ли справедливо. Просто основной акцент тамошней философии не на проблеме происхождения мира и т. д., но на этике, на взаимоотношениях людей, развитии общества; огромное значение уделено теории власти а ведь даже греческие философы признавали этику одной из трех составляющих философского учения (например, стоики уподобляли философию яйцу, в котором этика желток, самая суть; физика, т. е. наука о природе, белок, а логика скорлупа). Правда, индийская философия, находясь в истории философии в одном положении с китайской положении «кандидатов», посматривает на нее свысока: вот Моноронджон Рой пишет, например: «Философские течения Греции и Индии являются древнейшими философскими системами. В Египте, Вавилоне, Иране и Китае в древности возникла высокоразвитая культура, замечательны были их достижения в области музыки, живописи, архитектуры и науки. Но учения Конфуция и Лао Цзы не были философскими школами в точном смысле этого слова: это был кодекс правил морали и этики. Возникновение же философии и ее развитие произошло именно в этих двух странах. Возможно, что развитие это происходило параллельно, но возможно также, что здесь имело место и взаимное влияние».
Да, с одной стороны, индийская философия сумела выкристаллизовать из себя девять школ: шесть ортодоксальных (признающих авторитет Вед: миманса, веданта, санкхья, йога, ньяя и вайшешика) и три неортодоксальных (чарвака, буддизм и джайнизм). При этом, что характерно, именно относительная терпимость философских школ Индии друг к другу дала им развиться и принять совершенный, обоснованный вид. Однако, как видно из приведенного списка, две трети из них зиждутся на авторитете индийского «Писания» Вед; да и буддизм, в большей своей части, в итоге тоже фактически выродился в религию (махаяна, «Большая колесница»). Эта вот зависимость позволяет говорить не только об исключительной «спиритуалистичности» индийской философии, которую восхваляет С. Радхакришнан, утверждая, что именно это ее качество позволило Индии устоять перед многими историческими катаклизмами, но и все же усомниться в том, что она действительно «выросла» из пеленок предфилософии. Могут возразить, что, к примеру, тот же Платон широко пользовался мифом в своих философских построениях. Но он использовал миф как пример, как некую наглядность, для аналогии не более того.
Упомянув Веды, следует сказать о них несколько слов. Они начали складываться в III тысячелетии до н. э. и окончательно сформировались в первой половине I тысячелетия до н. э. и по сути являют собой грандиозное творение индийской мифологии и религиозной философии. Древнейший пласт сами Веды, представляющие собой самхиты религиозные гимны. Их четыре группы. Ригведа содержит 1028 гимнов богам и занимает в современном издании три солидных тома. Самаведа («Веда мелодий, песнопений»), в основном дублирует «Ригведу», однако последовательность собранных в ней гимнов имеет ритуальный смысл. Смысл «Яджурведы» ясен из перевода ее названия «Веда жертвенных формул, изречений» (она делится на Белую и Черную). «Атхарваведа» содержит порядка 700 формул различных заговоров. В связи с появившейся потребностью толковать Веды, возникают Брахманы (в нашем труде очень часто будет встречаться это многозначимое слово Брахман; сейчас это часть индийского Писания; также это и верховное божество со всеми метафизическими признаками Мирового Закона, Абсолюта и т. д.; это же если пишется с маленькой буквы просто жрец, член высшей варны); эти сочинения дают необходимый мифологический, ритуальный и иные комментарии к Ведам. Следующий пласт толкования, уже самих Брахманов Араньяки («лесные книги»), за ними наиболее известный, Упанишады («сидение возле наставника», VIIIII вв. до н. э.), которые, формально примыкая к той или иной веде, не просто толкуют и развивают их, так же как и Араньяки, и Брахманы, но главное именно в них начинается философская разработка проблем бога, человека, природы. Все это объединяется одним термином «шрути», т. е. «священные тексты». К ним примыкают «смрити» («запоминаемое») разного рода трактаты мудрецов, носящие законодательный, ритуальный и иные характеры.
Разумеется, связь философии (скорее, даже предфилософии) с мифологией на ранних этапах несомненна. Мифологическое, религиозное и отчасти художественное мировоззрение, образуя вкупе социоантроморфический мировоззренческий комплекс, подготавливают появление собственно философского мировоззрения. От веры, уподобления, поклонения человек переходит к рационализированности, системности, мыслит понятиями и категориями. В древнегреческой религии находят много рудиментов, общих с индийской, начиная с верховного бога Дьяуса от него древнегреческий Зевс, «эволюционировавший» в греко-византийского Θεόςа и латинского Deusа; как сообщает «Махабхарата» («Проступок восьми васу», I тысячелетие до н. э.), Дьяус был тот еще проказник, по просьбе своей «дивнобедрой жены» украл у отшельника волшебную корову, за что расплатился реинкарнацией в человека. Также можно вспомнить олицетворение ночного неба и правителя ночи Варуну древнегреческого Урана (по-гречески «ουρανός» и означает «небо»), и, конечно же, таинственнейший образ Диониса бога вина, вызывающего в человеке дремлющие в нем «титанические», природные, «слепые» силы, внезапно побеждающие «наносные» воспитание, благопристойность и т. п. (на основе осмысления древнего мифа Ф. Ницше и разработал свою знаменитую теорию «дионисийского человека»). Возможно, некоторые греки эпохи эллинизма недаром считали, вопреки традиционному фракийскому происхождению бога, что Дионис то ли родом из Индии (воспитывался в Нисе), то ли завоеватель ее (описанию последнего события посвящена большая позднеантичная поэма Нонна Панополитанского (V в. н. э.) «Деяния Диониса»); по крайней мере, он очевидно связан с ней; при этом второе имя Диониса Вакх явно не греческого происхождения. Видный русский ученый В. Иванов, посвятивший несколько сочинений изучению дионисийского феномена, проводит прямые параллели древнегреческого культа Диониса с индийским культом Сомы (Хаомы) бога луны и опьяняющего напитка. Обрисовывая культ Диониса, как движимый экстатическим и оргиастическим началом, находящим свою кульминацию в «мужеубийственной жертве», осуществляемой женщинами (сразу вспоминаются древнегреческие мифы о растерзанных вакханками Пенфее, Орфее и иных) и связующей два мира этот и загробный, ученый пишет о Дионисе и Соме как источниках благотворной влаги, оживотворяющей и охмеляющей. Бог-Сома, жертвенно изливающийся божественный хмель, поит собой, своим животворящим питьем богов, людей и тени умерших; один из древнеиндийских гимнов гласит: «Мы пьем сому, мы становимся бессмертными, мы входим в царство света, мы узнаем богов». В «Ригведе» (IX, 112) есть такой гимн Соме: